- А уж вас я попрошу не лезть не в свое дело.
И в этом чувствовалась вся разделявшая их пропасть.
Морис де Сен-Фиакр был хозяином положения.
- Извините, господа, мне еще нужно выполнить кое-какие формальности.
Он настежь распахнул дверь и повернулся к Эмилю Готье.
- Иди!
Ноги у парня словно приросли к полу. В коридоре было совсем темно. Он боялся оказаться там наедине со своим мучителем.
Все произошло очень быстро. Сен-Фиакр метнулся к Эмилю; и вновь двинул ему, да так, что тот кубарем вылетел в вестибюль.
- Пошел!
И он указал ему на лестницу, ведущую на второй этаж.
- Комиссар! Предупреждаю вас, я... - лепетал управляющий.
Священник отвернулся. Он страшно мучился, но у него не было сил вмешаться. Все были на пределе, и Метейе не глядя плеснул себе в бокал какого-то вина - у него так пересохло в горле, что было совершенно безразлично, что пить.
- Куда они пошли? - спросил адвокат.
Граф тащил Эмиля к лестнице, и шаги их гулко разносились по выложенному каменными плитками коридору. Слышалось тяжелое, надсадное дыхание Эмиля.
- Вы знали все! - тихо и раздельно сказал Мегрэ управляющему. - Вы сговорились - вы и ваш сын. Вы уже заграбастали и фермы, и заклады. Но Жан Метейе все еще представлял для вас определенную опасность.
Следовало убрать графиню и заодно отделаться от ее молодого любовника, тем более что он первым будет у всех на подозрении.
Из коридора донесся крик боли. Доктор выскочил за дверь посмотреть, что там происходит.
- Ничего страшного, - сообщил он. - Мерзавец не хочет идти, приходится ему помогать.
- Это ужасно! Отвратительно! Это преступление! Что он собирается делать! - вскричал старый Готье, устремляясь вон из комнаты.
Мегрэ и врач последовали за ним. Они подошли к подножию лестницы как раз в ту минуту, когда граф и его пленник добрались до комнаты, где лежала покойная.
И тут раздался голос де Сен-Фиакра:
- Входи!
- Я не могу... Я...
- Входи!
Глухой звук удара.
Папаша Готье несся вверх по лестнице, Мегрэ и Бушардон следовали за ним. Все трое влетели наверх как раз в ту минуту, когда дверь затворилась и все стихло.
Поначалу из-за тяжелой дубовой двери не доносилось ни звука. В коридоре было совсем темно. Управляющий страдальчески прислушивался к каждому шороху.
Из-под двери пробивалась узкая полоска света.
- На колени!
Пауза. Хриплое дыхание.
- Живо! На колени! А теперь проси прощения!
И снова длинная пауза. Потом крик боли. На этот раз убийца получил по лицу не кулаком, а ногой: граф пнул его каблуком.
- Прос... Простите...
- И это все? Все, что ты можешь сказать? Ты забыл, что она платила за твое ученье?
- Простите!
- Ты забыл, что еще три дня назад она была жива?
- Простите!
- Разве ты забыл, мерзавец, как влез к ней в постель?
- Простите! Простите!
- Теперь поднатужься и скажи ей, что ты - мерзкая гнида. |