Изменить размер шрифта - +
 — Скажи на милость, какое отношение культура селькупов имеет к убийствам русских девочек? Эти птички, с позволения сказать — божества? — он пренебрежительно кивнул на фигурки.

— Ну, у них не было ни Айвазовских, ни Микеланджело, — резонно заметила я. — Люди простые. Но согласись, в этих чудиках имеется что-то зловещее. Вылитый Гитлер. Ну, не знаю я, Михаил Сергеевич, — разозлилась я. — У нас так много версий, что можем их игнорировать? Ведь зачем-то их подбрасывают? Явно хотят что-то сказать. Думаешь, не осталось селькупов? Да они среди нас, мы их порой не замечаем, принимаем за татар, за калмыков. Вырастают дети из смешанных семей, а культура и поверья никуда не пропадают, остаются в головах, могут принимать извращенные формы. А если все это накладывается на клиническую перверсию, на какие-то сексуальные расстройства…

— Что ты хочешь-то от меня, Маргарита Павловна? — Туманов продолжал раздражаться. — Окунуться с головой в чуждые традиции? Отыскать шамана, чтобы сделал нам полный расклад, включая имя убийцы?

Я не знала, что ответить. Мое дело — предложить идею, а там уж выпутывайтесь, как хотите. Версия хромает, не спорю — и вообще это не было никакой версией! Но ведь что-то нам хотел сообщить маньяк? А маньяки, они такие, открытым текстом никогда не скажут.

Туманов перестал злиться, сделал задумчивое лицо, глянул на часы. Рабочий день, в принципе, закончился, но до полной темноты еще часа три.

— Предлагаешь прогуляться? — проворчал он.

«Всяко лучше, чем лежать в гостинице кверху пузом», — подумала я.

— Ладно, рассказывай, — он обреченно вздохнул с таким видом — мол, проще согласиться, чем объяснить, почему не хочешь.

— До ближайшей заброшенной деревни — километров девять от городской черты, — сказала я. — На машине — рукой подать. Сорок минут по бездорожью, и мы там. Это за Урбенью и свинофермой, где нашли Машу Усольцеву. Не заблудимся. Деревня заброшена много лет. Но люди туда иногда приезжают…

— Бродячие этнографы? — хмыкнул Туманов.

— Напротив, этнографы приезжают организованными группами. Я бывала там года четыре назад. Сохранились дома, тотемные столбы. Атмосфера так себе, жутковатая. Поговаривали, что в лесу за околицей похоронен шаман, и это место считается гиблым. Не верю в эти сказки, но есть поверье, что прогулка на могиле шамана — к большим бедам…

— Это если преступника не найдем — к большим бедам, — проворчал Туманов. — Ладно, поехали, до темноты вернемся. Куда еще пойти в этом городке после работы? Только на могилу шамана.

«Тем более в ресторане ты уже был», — хотела сказать я, но вовремя прикусила язык.

Вечер был тихий, немного потеплело. Солнце опустилось, зависло над шапкой леса. Когда мы свернули с Приваловского шоссе и запрыгали по ухабам, оно ярко светило сбоку, заставляя щуриться.

— Чего вертишься? — покосился на меня Туманов.

— А не догадываешься? — фыркнула я. — Меня уже пытались убить — недалеко, кстати, отсюда. Тебе хорошо, на тебя никто не покушается.

Туманов засмеялся.

— Я к тому, что зеркало есть. Не надо выворачивать шею, можно просто посмотреть. Никто за нами не едет.

Не верила я зеркалам, лучше самой убедиться. Шоссе отдалялось, по нему проносились машины, но за нами никто не сворачивал.

— Убийца с топором уже там, — продолжал издеваться Туманов. — Ждет, заряжается негативом от могилы шамана.

— Почему с топором? — я невольно поежилась.

Быстрый переход