— Спасибо… — я сглотнула.

— Не за что. Обращайся. Ты увидела то же, что и я. Все девочки чем-то похожи. Не одно лицо, это было бы странно — но один тип. Светло-русые волосы, большие глаза, сравнительно круглое скуластое лицо. Почему-то именно такие девочки заводят нашего маньяка. Нет ни одной темненькой, обрати внимание. Почему? Это с чем-то связано. Может быть, из детства или еще откуда-то. Но явно не совпадение — не бывает таких совпадений. Девчонки смешливые, задорные, подвижные — и все примерно одного возраста. Совсем маленькие или подростки маньяка не интересуют. Есть соображения?

— Ни одного, — призналась я. — Может, его в школе похожая одноклассница шмякнула энциклопедией по башке? Вот и пронес это яркое чувство через всю жизнь. А теперь мстит всем на нее похожим, ассоциируя их со своей обидчицей.

— Блестящая версия, — похвалил Туманов, убирая фотографии в стол. — Ладно, забудь. Теперь мы знаем, кому следует опасаться больше всех… Чего зашла-то — по делу или от безделья?

— Про мини-ящеров хотела поговорить.

— Про этих? — Туманов открыл второй ящик и стал извлекать и расставлять на столе страшноватые деревянные фигурки, олицетворяющие причудливых пернатых. Мелькнула мысль: «Видимо, в детстве маньяк не наигрался в пластилиновых солдатиков».

— А они не должны находиться в хранилище улик? — задумалась я.

— А смысл? — отмахнулся Туманов. — Здесь они могут принести пользу, например, натолкнуть на свежую мысль. А там?

— Натолкнули на мысль?

— Пока нет. Но это не из того разряда: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю». С буддийскими монахами эти чудики меньше всего ассоциируются. Что-то вертится, не могу сообразить…

Фигурки были похожие, но все равно разные. Одна птичка выпучивала глаза сильнее остальных, другая приоткрыла клюв, словно просила ее покормить. У третьей были цепкие когти — предельно гипертрофированные, выпуклые. Их колючие перья смутно ассоциировались с иголками отощавших дикобразов. Небрежность в изготовлении, видимо, была намеренной.

— Я тут подумала… — неуверенно начала я, — а ведь эти штуки могут иметь отношение к селькупским обрядам — по крайней мере, их символизировать. У селькупов был развит шаманизм, причудливые обычаи, верования. Для их культуры данные поделки — в самый раз. С шаманизмом селькупы как бы распрощались, отчасти все же…

— Селькупы, селькупы… — задумчиво забормотал Туманов, устремив мутный взор в потолок.

— Меня восхищает твоя эрудиция, — обрадовалась я. — Появится минутка — навести музей истории и культуры народов Сибири. В нашем районе когда-то проживали селькупы — вымирающее нацменьшинство. Здесь располагалось несколько деревень. Сейчас не осталось ни одной — во всяком случае, действующих. Но селькупы есть, никуда не делись. Существует их культура, работают этнографы, собирают уцелевшее наследие. Несколько лет назад я этим вопросом интересовалась, читала про шаманские обряды. У этого народа остались духи-покровители, странные божества, с которыми лучше не ссориться. В деревнях — и вообще где ни попадя — ставили тотемы. Тотемизм, кстати, проявлялся в том, что у северных селькупов семьи ведут свой род от лесных зверей, а у южных — от птиц. В нашем районе селились южные селькупы.

— Маргарита Павловна, ты решила нам все усложнить? — Туманов уставился на меня с какой-то картинной мольбой. — Скажи на милость, какое отношение культура селькупов имеет к убийствам русских девочек? Эти птички, с позволения сказать — божества? — он пренебрежительно кивнул на фигурки.