‑ Они собираются предъявить ему обвинение в двух убийствах?

‑ Да.

‑ Этот парень много значит для меня.

‑ Им на это плевать.

‑ А тебе ‑ нет.

‑ Верно.

‑ Я кое‑что знаю, но не могу тебе сказать.

‑ Что именно?

‑ Кое‑что насчет Габриэллы. Я ничего не могу тебе сказать, пока не буду знать наверняка. Я думаю об этом уже несколько дней.

‑ Это имеет отношение к убийствам?

‑ Да. Я больше не в состоянии думать об этом.

‑ Лаура, ‑ сказал Валанс, повышая голос, ‑ я не могу спасти Тиберия. И ты не сможешь. Тиберия может спасти только Тиберий, только он сам.

‑ Почему ты вдруг так говоришь?

‑ Потому что Тиберий ‑ император.

Лаура посмотрела на него.

‑ Они довели тебя до сумасшествия, ‑ произнесла она едва слышно.

Валанс все еще сжимал ее запястье. Наверно, ей уже было больно. Но он не собирался отпускать ее руку, об этом не могло быть и речи. Он повернул голову и через окно машины взглянул на темную улицу, проносившуюся мимо. Он внимательно разглядывал тротуары, фонари, обшарпанные дома, хотя ему не было до всего этого никакого дела. Валанс думал: «Я все еще люблю ее».

XXXIV

‑ Черт возьми, ‑ в ужасе произнес Тиберий, ‑ черт возьми, сегодня же пятница!

Он сел на койке, сосредоточился, как только мог, и стал быстро соображать. Это было так увлекательно. Он сидел, неподвижно уставясь в потолок, и изучал целый ряд очевидных обстоятельств, стараясь дышать очень тихо, чтобы не спугнуть вереницы мыслей, которые бесшумно оживали у него в голове. От волнения у него сводило нутро. Он осторожно встал, схватился за прутья решетки и заорал:

‑ Тюремщик!

Надзиратель стиснул зубы. Парень с самого начала называл его не иначе как «тюремщик», словно они находились в застенке семнадцатого столетия. Это очень злило его, но Руджери просил не спорить с Тиберием по пустякам. Было ясно, что Руджери не знал, как найти подход к этому ненормальному.

‑ Что случилось, узник? ‑ спросил он.

‑ Тюремщик, позови сюда Руджери, причем незамедлительно, ‑ нараспев произнес Тиберий.

‑ Нельзя беспокоить комиссара в восемь часов вечера, если на это нет серьезной причины. Он сейчас дома.

Тиберий затряс решетку.

‑ Тюремщик, черт тебя возьми! Делай, как я сказал! ‑ крикнул он.

Надзиратель вспомнил указания Руджери: если поведение задержанного изменится, если он изъявит желание говорить, немедленно известить об этом комиссара, пусть даже глубокой ночью.

‑ Заткнись узник. Сейчас мы его вызовем.

Тиберий полчаса простоял, держась за решетку, пока не пришел Руджери.

‑ Вы хотите поговорить со мной, Тиберий?

‑ Нет. Я хочу, чтобы вы привели ко мне Ришара Валанса, это крайне срочно.

‑ Ришара Валанса нет в Риме. Вчера вечером он уехал в Милан.

Тиберий судорожно вцепился в решетку. Значит, Валанс не послушал его, оставил Лауру одну в ночном Риме. Валанс был негодяй.

‑ Так найдите его в Милане! ‑ заорал он. ‑ Чего вы ждете?

‑ Рано или поздно, ‑ сказал Руджери, глядя ему в лицо, ‑ ты заплатишь за все твои оскорбления. Сейчас я свяжусь с месье Валансом.

Тиберий рухнул на койку и уткнулся головой в сложенные руки. Валанс был негодяй, но с ним надо было поговорить.

Вскоре дверь снова открылась. У Тиберия вырвался вздох облегчения: в камеру вошел Валанс.

‑ Вы прилетели на самолете? ‑ спросил Тиберий.

‑ Я не из Милана, ‑ ответил Валанс. ‑ Вообще‑то я не уезжал.

‑ Так значит… ты сделал для Лауры то, о чем я просил?

Валанс не ответил, и Тиберий повторил вопрос. Валанс медлил, подбирая слова.

‑ Я повел себя с ней в истинно библейском духе, ‑ сказал он.