Через две недели откровенного загула и азартных игр, они вернулись обратно, став богаче в три раза, и обретя множество полезных связей, как в игорном бизнесе, так и среди игроков. Многие были им должны, а карточный долг — это святое, в этой специфической среде. Отчаявшиеся в проигрыше женщины готовы были расплатиться с ними своим телом.
Ну, этого добра они уже отведали сполна, и Шнеерзона интересовали связи и знакомства той или иной дамы, а не её зрелые, или не очень, прелести. Его обычно молчаливый спутник был полностью с ним согласен. Через них, и других должников, а также тех, кому они великодушно простили долг, или показательно проиграли, они наладили связи с местными контрабандистами, и откровенно уголовными элементами.
С помощью этих связей была закуплена очередная партия оружия, так необходимого Мамбе. Товар был оформлен как поставки в американскую армию, но кто там будет искать партию новых магазинных винчестеров, которую никто и не ожидал.
Оружейным фирмам нужны деньги, проигравшимся офицерам тоже нужны деньги, Лёне тоже нужны деньги, а Мамбе нужно оружие. Лёня уважал Мамбу, Мамба уважал Лёню, а что ещё нужно бедному еврею, кроме денег, которых ему тоже дал Мамба, правильно, уважение.
Кроме оружия, Шнеерзон со своим другом купили оборудование для штамповки монет, а также несколько сот килограммов серебра. На будущее, новые друзья из Техаса заверили его о контрабандных поставках отличного мексиканского серебра.
Обстряпав ещё пару тёмных делишек, они отчалили на пароходе в Африку. В порту Нового Орлеана новые знакомые заверили Шнеерзона, что скоро у него появится и свой пароход. Не новый, конечно, но ещё крепкий. Бермудский треугольник — такая страшная вещь, тонет там невозможно сколько кораблей, а то и пропадают без вести.
А так, найдёшь пароход, например, в порту Кабинды, с экипажем, но без названия. Название придумал, порт приписки обозначил новый. И вот пароход, под названием «Чёрное солнце Африки», вновь бороздит океанские просторы, не заходя, впрочем, в европейские воды.
Ефим Сосновский с удовлетворением запечатал конверт международной почты, и отправил его с первым судном, зашедшим в порт Кабинды.
Облокотившись на деревянную стойку маленькой конторки, располагавшейся в убогой глиняной хижине, над деревянной дверью которой красовалась надпись на португальском «Banco», он мечтательно обвёл взглядом хлипкую и скудную обстановку.
— Ничего, я докажу вам всем! Я… Фима Сосновский, стану первым банкиром Африки, а вы все будете молить меня о кредитах, — сказал он вслух и погрузился в расчёты, раскрыв на первой странице девственно чистую бухгалтерскую книгу.
«Фима, Фимочка, сыночек», — заливалась слезами над письмом сына его рано постаревшая мать, урождённая Гинзбург, наследница одной из младших ветвей знаменитого рода российских банкиров и баронов.
Неизвестное лицо перевело на счёт Горация Гинзбурга сумму, которую проиграл на бирже Фима, когда в 1892 году рубль резко подешевел и все долговые обязательства повисли на банкирах.
Государство не пришло на помощь Гинзбургам, а Фима, который попал не в ту струю, вынужден был бежать, как оказалось впоследствии, в Африку, чтобы не сесть в тюрьму. А ведь Гинзбурги когда-то дали Российский империи в долг десять миллионов рублей, на ведение Крымской войны, отказавшись от процентов, и получив за это титул баронов.
Но всё течёт, всё меняется, и Александр III не стал помогать баронам. Гинзбурги, потеряв миллионы, усвоили урок, и переключились на золотодобычу. Гораций Гинзбург, получив на свои счета сумму, потраченную Ефимом Сосновским, был изрядно удивлён, если не сказать, ошарашен.
Вместе с тем, его сердце наполнила теплота. Значит, не скурвился дальний родственник, нашёл в себе силы и возможности отдать долг, даже не появляясь на глаза. Такой поступок, непременно, требовал награды. |