— Лейла,  поменяй мои ароматические свечи,  пожалуйста. Я хочу что-нибудь фруктовое или цветочное,  — я подняла глаза на женщину,  стоящую у зеркала. Она крутилась перед ним,  радуясь новому дорогому подарку от своего мужа — роскошный халат в восточном стиле,  украшенный сверкающими камнями. Уверена,  что драгоценными. Прикидываю,  что стоимость халата составляет годовой бюджет какой-нибудь небольшой страны в Африке.

В этом доме все сверкало и блестело,  как и в том доме на Ближнем Востоке,  который мы недавно покинули. Мы вернулись в Америку на время — Алмас часто приезжал сюда и порой не хотел расставаться со своими женами,  наложницами,  служанками и рабынями. Он любил женщин. Любил их нежной,  светлой,  но собственнической и где-то жесткой любовью. И мне повезло,  что в его характере было любить ВСЕХ женщин,  иначе бы он не был бы так терпелив к моему телу.

Я не могла поверить в то,  что нахожусь дома. Когда я говорю «дом»,  я имею в виду Штаты. Не на Ближнем Востоке. Не в этой удушающей жаре,  стоявшей там круглый год.

То,  что раньше когда-то было моим домом,  моей жизнью…

Возможно,  всего в нескольких десятках километров от нашего особняка находится моя редакция. Мой кабинет,  в котором я любила засиживаться допоздна. За моим столом сидит уже другая девушка и она пишет моей ручкой,  а перед ее глазами стоит фотография ее мужа в рамочке.

Так я себе это представляла.

Мое сердце заполнила такая тоска,  что я почти физически ощутила болезненную ломоту в грудной клетке.

Спустя два года я уже почти не плакала.

Надеюсь,  моя преемница не будет совершать моих ошибок и никогда не окажется в ситуации,  в которой оказалась я.

— Да,  Госпожа,  — я ответила тихо и смиренно,  почти не покривив душой. Ко всему можно привыкнуть.

Николь была одной из семи жен Алмаса,  и у нас с ней были теплые,  почти дружеские отношения. Не считая того,  что я все равно была обязана прислуживать ей и выполнять указания Николь. Обычно это были всякие глупости — поменять ароматические свечи,  приготовить ванну,  перебрать ее золотые украшения и красиво разложить по многочисленным шкатулкам.

Женам Алмаса самим приелась их «золотая клетка»,  они не вели особо активную жизнь,  и поэтому круг их поручений был довольно узким. Может,  поэтому я привыкла ко всему,  что происходит здесь со мной. Именно потому что не происходит ровным счетом ничего.

Я изолирована от общества. И заслуженно.

Хочу ли я вернуться на свободу? Я не уверена. По крайней мере не ценой свободы близкого мне человека,  ради которого я здесь.

Я поменяла для Николь свечи,  изредка поглядывая на то,  как женщина часами может любоваться своим отражением и дотрагиваться до многочисленных золотых браслетов,  украшающих ее запястья и предплечья. Алмас был очень щедрым человеком и запредельно богатым. Он содержал семь своих жен,  хотя иногда мне казалось,  что он всех их ненавидел. Жены хотели от него одного — золота и побольше,  наложницы же — готовы были платить ему лаской,  теплом и телом,  чтобы получить взамен ЕГО любовь.

Кем была я в этом гареме? Не знаю. Алмас говорил,  что я была его вдохновением. Его музой. Его любовью.

Его невинным цветком,  который он будет беречь до последнего. Для себя.

Он знал,  что несмотря на свой возраст — двадцать пять лет,  я была невинна. Физически невинна.

Но только Дьявол видит то,  что я вижу в своих мыслях,  когда закрываю глаза. И даже он — в ужасе.