|
– Почему вы плачете? Я вовсе не хотел обидеть вас! Что дурного в том, если кто то сыграл ваше сочинение? – Вы смотрели на меня как на безумную! Отдайте мне ноты и никому не рассказывайте о случившемся! Я больше не потревожу вас, не беспокойтесь! Слезы текли по щекам девушки, и она дрожала как осиновый лист. Ричард подвел ее к диванчику и, усадив на него, дал носовой платок. Каролина разрыдалась и упала ему на грудь. Он погладил ее по плечу и спросил: – Вы способны сейчас разговаривать? Каролина вытерла слезы и шмыгнула покрасневшим носиком. – Да. – Моя славная девочка! Я не хотел оскорбить вас взглядом, поверьте! Я растерялся так, как если бы в комнату вошел Моцарт или Гендель. Я впервые вижу живого гения! Возможно, мне следовало отвесить вам глубокий поклон или даже упасть перед вами на колени, сбросить с плеч сюртук и расстелить его у ваших ног… Каролина улыбнулась дрожащими губами. – Если бы сюда вошел Моцарт, пришлось бы позвать священника или журналистов: ведь вот уже двадцать пять лет как он мертв. – Ну вот, так то лучше, – одобряюще улыбнулся Ричард. – Я совершенно случайно обнаружил вашу сонату, и она поразила меня. Лиризм Моцарта сочетается в ней с силой Бетховена, но на всем лежит печать вашей индивидуальности. Это сочинение выражает все человеческие эмоции, от безграничного счастья до смеха и ярости. Гениально! – Вы это серьезно? – Девушка недоверчиво взглянула на него. – Может, вы считаете, что женщина не должна сочинять музыку? – Кто вам такое сказал, моя дорогая? – удивился Ричард. – Кто внушил вам, что творец должен стыдиться своих творений? Каролина смущенно потупилась, теребя в руке платок. – Мне так стыдно, что я расплакалась! Это мачеха внушила мне, что сочинять музыку – не женское дело. Она утверждала, что общество с отвращением отвернется от меня, если кто то узнает о моем увлечении. Ведь пока еще ни одна женщина не прославилась как композитор… А отец пришел в ярость, застав меня за сочинением музыки. Он порвал ноты и швырнул обрывки мне в лицо, да еще обозвал меня проклятым синим чулком. Отец требовал, чтобы я поклялась никогда впредь не заниматься ничем подобным. Но я ему так ничего и не пообещала… – Каролина уставилась на свои руки и поморщилась. – Я знала, что рано или поздно нарушу клятву, поэтому благоразумно промолчала: отец не допускает и мысли о том, что дети поступят вопреки его воле. После того разговора с ним я стала очень осмотрительна – тщательно прячу все свои сочинения. Разгневанный Ричард не понимал: как можно проявлять такую жестокость к одаренной девушке? Не желая расстраивать Каролину еще больше, он сочувственно спросил: – Кто то знает о вашем увлечении? – Моя тетя. Джессика убеждена, что женщина может быть композитором. И мой учитель музыки синьор Ферранте того же мнения. Он советует мне опубликовать мои сочинения, но я не осмеливаюсь. – Чего вы опасаетесь? Воспользуйтесь псевдонимом, если хотите скрыть свое имя. Нельзя лишать людей возможности наслаждаться вашими творениями. – Вы и в самом деле находите мои сочинения достойными внимания публики? Синьор Ферранте тоже так считает, но мне кажется, он просто не хочет меня огорчать. – Сонаты великолепны, уверяю вас! – с жаром воскликнул Ричард. – Они вполне могут соперничать с творениями лучших европейских композиторов. К сожалению, я не могу один сыграть ваш квартет, но он тоже произвел на меня сильное впечатление. Если не возражаете, я перепишу некоторые ваши музыкальные сочинения, чтобы иногда играть их для души. Каролина просияла от этих слов, и Ричард улыбнулся: такое выражение лица бывает у матери, гордой от того, что ее ребенка похвалили от чистого сердца. – Во второй части сонаты ми минор я не разобрался в каденции, – сказал он. |
