Звук был приглушенным и доносился из включенного по открытой линии сотового телефона, который лежал в кармане ее куртки.

– Адрианна, мы болтаемся прямо за ватиканской стеной, в ста пятидесяти футах. Поезд стоит на месте. Нам оставаться здесь? Как скажешь?

– Отпустите женщин… Пусть заберут Геркулеса… – выговорил Гарри.

Елена неожиданно дернулась к раненому. Добряк повел автоматом.

– Елена! – выкрикнул Гарри.

Елена вновь застыла на месте.

– Если ему не помочь, он умрет.

– Адрианна… – вновь позвал пилот.

– Скажите ему, чтобы оставил в покое поезд и снимал толпу на площади Святого Петра, – чуть слышно приказал Добряк. – Говорите.

Адрианна пару секунд смотрела на него, потом достала телефон и сказала то, что потребовал террорист.

Добряк шагнул к двери и выглянул наружу. Проводив взглядом вертолет, некоторое время барражировавший совсем рядом, а теперь устремившийся на восток и затем свернувший к северу, к собору и площади Святого Петра, Добряк вновь повернулся к своим пленникам.

– А теперь мы выйдем отсюда и переберемся в вокзал.

– Его нельзя переносить… – умоляюще произнесла Елена, взглянув на Добряка.

– В таком случае оставьте его здесь.

– Он умрет.

Гарри заметил, что палец Добряка, лежавший на спусковом крючке автомата, начал нервно подергиваться.

– Елена, делай, что он говорит.

* * *

Они быстро шли вдоль железнодорожных путей, впереди Добряк, прижимавший к себе Елену, следом Гарри и Адрианна. Внезапно перед тепловозом послышалось движение. Шаги убегающих людей. Похоже, двоих.

Томас Добряк сделал еще полшага. Действительно, машинист тепловоза и его помощник со всех ног мчались к открытым воротам. Добряк мотнул головой, взглядом предупредив Гарри, чтобы тот не шевелился, повел стволом автомата в ту сторону и, не целясь, дал две короткие очереди. Оба железнодорожника повалились, как брошенные мешки с мукой.

– Матерь Божия! – Елена перекрестилась.

– Вперед! – приказал Добряк, и они пересекли пути перед самым носом тепловоза. – Туда. – Он указал на окрашенную деревянную дверь, ведущую в здание.

На ходу бросил взгляд на широко открытые ворота в ватиканской стене и там, у самого конца боковой ветки, где старые рельсы соединялись с основным путем, разглядел автомобиль и рядом с ним фигурки двоих мужчин, глядевших в эту сторону.

Скала. Кастеллетти.

Значит, Роскани все еще где‑то внутри. Но где же?!

* * *

Превозмогая боль в раненой ноге, Роскани кое‑как ковылял, то и дело останавливаясь передохнуть, а потом ковылял дальше, изо всех сил прижимая ладонь правой руки к ране в бедре. Он думал, что идет по направлению к вокзалу, но уже давно не был в этом уверен – из‑за дыма и боли в ноге он совершенно утратил ориентировку. Но все же заставлял себя идти дальше, держа пистолет в левой, свободной руке.

– Стой! Руки вверх! – неожиданно выкрикнул по‑итальянски мужской голос совсем рядом с ним.

Роскани застыл на месте. В следующую секунду прямо перед ним из дымной мглы появились полдюжины мужчин, вооруженных тяжелыми штурмовыми винтовками. Они были в голубых рубашках, на головах – береты. Швейцарская гвардия.

– Я полицейский! – прокричал Роскани.

Он мог только догадываться, находятся швейцарцы в прямом подчинении у Фарела или нет, но хотел бы надеяться на то, что они действуют не заодно с «черными костюмами».

– Я полицейский!

– Руки! Руки вверх!

Роскани вздохнул и медленно поднял руки.