Кардинал Марчиано взял его за руку повыше локтя.

– Вы убиты горем, мистер Аддисон. В подобных обстоятельствах сердце и чувство мешают мыслить ясно.

– Ваше преосвященство, – резко произнес Гарри.

Все уставились на него: Марчиано, отец Бардони, Гаспарри и мужчина в коротком белоснежном халате. Да, он устал. Да, он убит горем. Но никогда в жизни не мыслил ясней, чем сейчас.

– У моего брата была большая родинка под левым соском. Ее так и звали – третья грудь. Я видел ее тысячи раз. В медицине это называется лишним соском. В детстве Дэнни выводил маму из себя, демонстрируя его посторонним. А у лежащего в этом гробу под левым соском никакой родинки нет. Это не мой брат. Это же ясно и очевидно.

* * *

Кардинал Марчиано закрыл дверь комнаты Гаспарри, жестом указал на пару золоченых стульев за столом распорядителя похорон.

– Я постою, – сказал Гарри.

Марчиано кивнул и сел.

– Сколько вам лет, мистер Аддисон?

– Тридцать шесть.

– И сколько времени прошло с тех пор, как вы видели вашего брата, не важно, без рубашки или в рубашке? Отец Дэниел для меня был не просто служащим, он был моим другом. Друзья разговаривают между собой, мистер Аддисон… Вы не виделись много лет, не так ли?

– Ваше преосвященство, этот человек – не мой брат.

– Родинку могли удалить даже у священника. Такие вещи делают очень часто. Люди вашего круга знают об этом лучше меня.

– Но не Дэнни, ваше преосвященство, только не Дэнни. Острее, чем кто‑либо еще, он был не уверен в себе. Если у него находилось что‑то такое, чего нет у других, это, напротив, вселяло в него уверенность. Он стремился проделывать то, что не делают другие. Маму он сводил с ума тем, что задирал рубашку и показывал свою родинку окружающим. Ему нравилось думать, что он отмечен неким тайным знаком, говорящим о благородном происхождении, и что на самом деле он принадлежит к какому‑нибудь королевскому роду. И хотя он очень изменился с тех пор, родинку не удалил бы ни за что. Она была эмблемой благородства, подтверждающей его избранность.

– Люди меняются, мистер Аддисон. – Кардинал Марчиано говорил спокойно и мягко. – И отец Дэниел сильно изменился за те годы, что я знал его.

Гарри долго смотрел, не произнося ни слова. Потом заговорил тише, но не менее твердо:

– Не могло ли так случиться, что в морге перепутали? И тело Дэнни запечатали в другом гробу, не подозревая об этом? Такое нельзя исключать.

– Мистер Аддисон, останки, которые вы осмотрели, идентифицировал я. – Кардинал отвечал теперь твердо, даже сурово. – По праву, предоставленному мне итальянскими властями… – Уже ни малейшего сочувствия; тон Марчиано внезапно сделался колючим и официальным. – Мистер Аддисон, в этом автобусе находились двадцать четыре человека. Восемь выжили. Пятнадцать умерших были опознаны их родственниками. Следовательно, остается один… – На мгновение Марчиано превратился в прежнего, вернулась его мягкая, сочувствующая интонация. – Я тоже надеюсь, что могла иметь место ошибка. Что это был кто‑то еще. Что, может быть, отец Дэниел был далеко оттуда и не ведал, что произошло. Но это противоречит доказательствам и фактам. – В голос вернулись металлические нотки. – Ваш брат многократно посещал Ассизи, многие знали его в лицо, есть точное свидетельство о том, что он садился в этот автобус. Всю дорогу водитель поддерживал радиосвязь с транспортной компанией.