|
Очаровательное создание. И при этом – явно душа не на месте. Я вернулся в номер, достал из холодильника бутылку пива и выпил, истребив заодно половину универмаговских бутербродов с говядиной. Ну вот, подумал я. Теперь хоть понятно, с чего начинать. Словно повернулся ключ в зажигании – и, хотя я еще понятия не имел, куда ехать, моя машина медленно тронулась с места. Для начала и это неплохо. Я зашел в ванную, сполоснул лицо и снова побрился. Молча, спокойно побрился. Без пес-нопений. Протер кожу лосьоном, почистил зубы. И затем критически осмотрел свою физионо-мию в зеркале, чего не делал уже очень давно. Ничего нового это зрелище мне не открыло – и никакой дополнительной веры в себя не принесло. Лицо как лицо. Каким и было всегда. * * * В полвосьмого я вышел из номера, спустился вниз, прямо у выхода сел в такси и протянул водителю бумажку с адресом. Тот молча кивнул, очень скоро довез меня куда нужно и высадил прямо перед входом в здание. Счетчик показывал какую-то тысячу с мелочью . Скромный уютный бар в подвале пятиэтажки, не успел я двери открыть, окатил меня сак-софонным соло Джерри Маллигана – и надо признать, для такой древней пластинки звук был совсем неплохим. Этот альбом записывали, еще когда Джерри носил патлы до плеч и рубаху, расстегнутую до пупа, а в банде с ним играли Чет Бейкер и Боб Брукмайер. Когда-то я здорово по ним заворачивался. Еще в те времена, когда никаких адамов антов не было и в помине. Адам Ант! Черт бы их побрал с такими именами. Я уселся за стойку и под высококачественное соло Джерри Маллигана принялся обстоя-тельно, не торопясь потягивать “Джей-энд-Би” с водой. На часах восемь сорок пять, а та, кого я ждал, все не появлялась, – но я особо не беспокоился. Ну, задержалась на работе, подумаешь. Бар пришелся мне по душе, да и убивать время в одиночку я давно научился. Допив первое виски, я заказал еще. И, поскольку больше смотреть было не на что, стал разглядывать пепельницу. Без пяти девять она наконец появилась. – Извините! – быстро проговорила она. – Задержаться пришлось. Клиентов набежало к концу дня, да еще и смена запоздала... – За меня не беспокойтесь, – ответил я. – Мне все равно время девать некуда. Она предложила пересесть за столик в углу. Я взял свой бокал с виски и пересел. Она стя-нула кожаные перчатки, размотала клетчатое кашне, скинула длинное серое пальто. И осталась в тоненьком желтом свитере и темно-зеленой шерстяной юбке. Ее грудь, обтянутая свитером, ока-залась куда больше, чем казалось раньше. В ушах – изящные золотые сережки. Она заказала “Блади Мэри”. Когда заказ принесли, она сразу взяла стакан и отпила глоток. Как насчет ужина? – поинтересовался я. Она ответила, что еще не ужинала, но перекусила немного в четыре часа, и поэтому не очень голодна. Я отпил виски, она – “Блади Мэри”. В бар она примчалась, изрядно запыхавшись, и первые полминуты не говорила ни слова – примерно столько ей потребовалось, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Я взял с тарелки орех, какое-то время изучал его глазами, потом отправил в рот и разгрыз. Взял еще один орех. Тоже поизучал, отправил в рот и разгрыз. Так, орех за орехом, я ждал, пока она восстановит дыхание. Она успокоилась, вздохнув напоследок особенно глубоко. Очень глубоко и долго. Даже сама смутилась – и встревоженно глянула на меня, проверяя, не слишком ли глубоко она вздох-нула напоследок. – Тяжело на работе? – спросил я. – Угу, – кивнула она. – Просто с ума сойти. Я еще не очень втянулась, да и сам отель со-всем недавно открылся – начальство всех муштрует на первых порах... Она положила руки на стол и сцепила пальцы. На правом мизинце я заметил единственное колечко. Скромное, серебряное, без какого-либо изыска. Секунд двадцать, наверное, мы сидели и оба разглядывали это колечко. |
