В ее честь и создали эту божницу. Так вот, шлем этот принадлежал ей. Эту воительницу, повторю, очень почитали, а все, что находилось в домашней божнице, положили в этот каменный ковчег. И вот лет пятнадцать назад в один прекрасный день все из божницы исчезло. Все думали, что грабители унесли, если бывают такие странные грабители… А все‑таки кому пришло в голову перетащить и ковчег, и его содержимое сюда?
То, что касается шлема и доспехов, стало более или менее понятным, гораздо сильнее меня интересовал человек, одетый в эти доспехи.
– Спасибо, Харуё, с этим теперь ясно. Но… Пожалуйста, посмотри внимательно на лицо человека в шлеме.
Харуё нерешительно посмотрела на меня, робко улыбнулась:
– Нет, не хочу… Не пугай меня, Тацуя‑сан. У меня и так слабое сердце.
– Ну наберись мужества, прошу тебя! Я поднимался наверх, осматривал этого человека, но не понял, кто он.
Харуё, не скрывая страха, подняла взгляд. А на нее сверху вниз смотрели недобрые глаза человека в шлеме и доспехах. Сестра глубоко вздохнула, взяла фонарь и подняла его как можно выше, потом нерешительно подошла к ковчегу.
Мы с Норико в волнении наблюдали за ее действиями.
Держась за ковчег, Харуё взглянула на лицо под шлемом и, задрожав, вскрикнула. Повернувшись ко мне, она попросила, не переставая дрожать:
– Тацуя‑сан, помоги мне подняться повыше.
Лицо ее было бледным, лоб покрылся испариной. Я помог ей забраться выше. Со смешанным чувством страха и любопытства Харуё пристально всматривалась в лицо мертвеца. Слышно было ее прерывистое дыхание. Конечно же она поняла, кто скрывается под доспехами.
Мое волнение усилилось. Я в нетерпении наблюдал за Харуё, когда Норико неожиданно потянула меня за рукав.
– Нотт‑тян, что? Что случилось?
– Смотрите, Тацуя‑сан, тут что‑то написано! – Норико указала рукой на выступ, где стояла Харуё.
И в самом деле, на камне было что‑то выгравировано. Я поднес к надписи фонарь, прочитал и ахнул: «Обезьянье кресло».
Я не ошибся, там были выгравированы именно эти иероглифы. «Обезьянье кресло»… «Обезьянье кресло»… Что‑то ужасно знакомое… Эти слова я наверняка слышал или читал. А‑а, вспомнил! Я услышал их в свой первый вечер в доме Тадзими. Харуё рассказывала о странном посетителе и предположила, что именно он обронил клочок бумаги с этими иероглифами. На ней было еще что‑то вроде карты и стояло это самое название. Я также вспомнил, что подобная карта есть и у меня самого. Так, может, то была схема этой пещеры, этих лабиринтов?
Эта новая загадка ввергла меня в глубокую задумчивость, из которой меня вывел только вопль Харуё. Я в испуге увидел, что она вся трясется.
– Осторожно!
Харуё плашмя упала мне на руки, которые я едва успел подставить.
– Тацуя‑сан, что со мной происходит? Я или с ума сошла, или вижу кошмарный сон!
– Держись, Харуё! Объясни только, в чем дело. Тебе знаком этот человек? Кто он? Ну, ответь же!
– Отец.
– Кто?!
– Наш отец. Двадцать шесть лет назад он убежал в горы, и до сих пор ничего о нем не было известно.
Харуё прижалась ко мне и зарыдала.
Потрясение, испытанное мной, трудно передать словами. Норико, широко раскрыв глаза, стояла рядом в совершенном оцепенении.
Золото
Для Харуё с ее больным сердцем сегодняшнее открытие было слишком большим ударом. Наказав Норико молчать обо всем, мы расстались у развилки, Харуё и я через лаз в сундуке вернулись домой. При свете стало видно, как ей тяжело.
– Отдыхай, сестра. Ты очень плохо выглядишь. Наверное, тебе лучше поспать.
– Да, с сердцем неважно. Я так испугалась!.. Невероятная находка!. |