– Он из газеты ушел.

– На что же пьет?

– Негром трудится на одного гебистского генерала. Романы про отважных чекистов за него сочиняет.

– Про то, что он там в прошлом году своими глазами видел?

– Заткнись, – желая прекратить разговор на больную тему, гавкнул Смирнов, но против этого желания признался: – Жалко его – сил нет.

– Ему тяжелев всех, он был в Праге.

– А ты не был?

– Был. Но не в августе шестьдесят восьмого.

– Все, Ромка, – на этот раз бесповоротно решил Смирнов. – Ты, наверное, мне подобающую встречу приготовил, а?

– А ты как думаешь!

– Тогда чего здесь стоим? Пойдем и надеремся до посинения!

4

В режиссерском люксе их встретил цыганский хор из четырех русопятых дев, который под тороповский гитарный аккомпанемент с соответствующими таборно-эстрадными фиотурами исполнил:

– К нам приехал, к нам приехал Александр Иваныч дорогой!

Включая дев, псевдоцыганок, которых пригласили для смягчения нравов мужского общества, за стол уселось человек пятнадцать – избранные и приближенные к режиссеру-постановщику.

Кое-кого Смирнов знал. Вон художник Сеня Саморуков ему подмигнул – замечательный мужичок, приветливый, добрый, все умеющий, за «Спартак» болеет; вон оператор Толя Никитский – серьезный и достойный гражданин, они вместе с Саморуковым при Казаряне с первой учебной работы; вот протрезвевший к данному моменту Борька Марченко, для того, чтобы как можно быстрее опять напиться; вот, наконец, автор сценария, дарование из глубинки, писатель из народа, певец полей и лесов, белесый и благообразный Владислав Фурсов. Перетянулся через стол, чтобы с ним, ментом, за ручку поздороваться.

Олег Торопов за стол не сел, в угловом кресле устроился. В крутой завязке, следовательно. Но гитара при нем, значит, петь собирается.

Выпить, выпить поскорее. Секретарское уже выветрилось, оставив в организме ощущение дискомфорта, разговор с Ромкой дискомфорт превратил в предощущение катастрофы, вид компании ужасал перспективой амикошенского общения. Выпить, выпить поскорее.

– Выпить, выпить поскорее! – выразил вслух его тайные желания жизнеутверждающий женский голос. Мудрая Жанна глядела на Смирнова с противоположного конца стола, жалеючи глядела. – Я права или не права, долгожданный вы наш, Александр Иванович?

– Красивая женщина всегда права, – сам не ожидая от себя такой прыти, бабахнул комплимент Смирнов.

– Вот это мужчина! – зашлась от восторга Жанна.

Не спросясь, внутренне ощущая себя здесь главным, со стаканом в руках вознесся над столом писатель из народа. Молча постоял, сосредоточенным молчанием требуя тишины, через некоторое время добился ее и начал негромким голосом, нажимая на истинно волжское круглое «о», значительную и вдумчивую речь:

– Мы все, собравшиеся здесь, безмерно рады приезду Александра Ивановича…

– Про это уже спели, – из угла подал реплику поэт Олег Торопов.

– Не перебивай меня, Олег, – очень спокойно попросил писатель. «О» в имени Олег из его уст выкатилось, как колесо. – У тебя будет время сказать все, что ты хочешь…

– Такого времени не будет никогда, – опять вклинился Олег Торопов.

– Роман… – по-прежнему тихо, но чрезвычайно грозно потребовал экстренного наведения порядка за столом оратор.

– Заткни фонтан, Олежек, – нежным голосом попросил Казарян.

Торопов, надо полагать, понял, что зашел слишком далеко и игриво сдался:

– А ведь убьет меня гневный армянин, к чертовой бабушке…

– Убью, – согласился с ним Роман.