Может быть, пришел конец и его отношениям с Джолеттой? Может, пора отойти в сторонку, заняться чем-нибудь еще, подумать о других вещах? Она не хочет, чтобы он был рядом, он ей не нужен.

Похоже, ему до нее никак не достучаться, не найти нужных слов и не придумать, как убедить ее в том, что она нужна ему ради нее самой. Он любит ее так сильно, что без нее его душа наполняется невыносимой болью, а сердце изнывает, словно под тяжестью пудовой гири.

Но ничего не поделаешь. Прощай, любовь.

По крайней мере, у него осталась та гвоздика.

24

Кладбище было обнесено стеной из золотистого камня и расчерчено темной зеленью кипарисов. Могилы, отмеченные мраморными и каменными плитами, располагались таким образом, что с каждой открывался вид на склон холма. В неподвижном воздухе пролетали ласточки, и кузнечики стрекотали в мягко колыхавшейся траве.

Джолетта с синьорой Перрино стояли у мраморного памятника, выбеленного солнцем и отшлифованного ветром и временем до такой степени, что резная гирлянда цветов и ангел, уронивший крылья, были едва различимы. Чуткими пальцами Джолетта нащупала резьбу, отвела побеги розмарина и лепестки старомодных роз, точно таких же, как те, что вились по стене в саду виллы. Потом прочла надпись и даты:

АЛЛИН АЛЕКСАНДР МАССАРИ 17 декабря 1827 — 9 марта 1855

Вайолетт ни разу не упомянула его второго имени. «Наверное, не придавала этому значения», — подумала Джолетта.

— Он был очень молод, — сказала синьора Перрино, стоявшая с другой стороны могилы. Джолетта кивнула.

— Да, очень молод, оба они — и он, и женщина, которая была здесь с ним.

— Должна сказать вам, что, когда мы навещаем членов нашей семьи, похороненных тут, мы всегда приносим цветы и на эту могилу.

— В самом деле? — удивилась Джолетта. — Как вы заботливы.

— Мы уже говорили об этом, когда сюда приходил ваш кузен. Я ничего не знаю о формуле духов, которую вы ищете, так я ему и сказала, но история о том, как этот человек и женщина, которую он любил, приехали во Флоренцию, имеет очень большое значение для меня и моих предков. Когда я была маленькая, я слышала ее тысячи раз. Я рассказала ее своим детям, а они — своим.

— Я не вполне понимаю… — медленно проговорила Джолетта.

— До того, как приехала эта пара, мои предки были крестьянами и работали слугами у Франчетти, владельца виллы. А после они стали, ну, не то чтобы богаты, но хорошо обеспечены. Уже в следующем поколении они сделались владельцами виллы и окружающих земель, которые и теперь принадлежат нашей семье; теперешнюю виллу построил мой отец, и, поскольку у меня не было братьев, она перешла ко мне. Мой муж, упокой господи его душу, счел ее отличным приданым и согласился здесь жить, потому что я этого хотела. А когда я умру, она останется моим сыновьям.

— А я думала… мне казалось, что ваша семья разбогатела благодаря человеку по имени Джованни, который уехал в Америку. Это правда?

— Это только часть правды. Еще раньше моим предкам заплатили за большую услугу, оказанную ими той американской леди. За многие годы, прошедшие с тех пор, в семье забыли ее имя, и для нас большое счастье вновь узнать его и поговорить с кем-то из ее родственников.

— Как здесь хорошо, — с улыбкой сказала Джолетта. — Я читала о Джованни и его матери Марии, и я рада, что вся эта история обернулась на пользу их потомкам.

Пожилая женщина долго и пристально глядела на Джолетту и наконец решительно кивнула.

— И вот еще… — Она открыла сумочку, которую держала в руке, и вытащила оттуда что-то, вспыхнувшее золотом, с ярко заигравшими на солнце бриллиантами.