Он ускорил шаг (бежать не позволяла гордость), но как ни быстро он шёл, ноги несли его не прочь от теней, а наоборот, к теням, которые вырастали на глазах и вставали по бокам гладкими стенами. И это напоминало бег по лабиринту, по суживающемуся лабиринту, по лабиринту, готовому замкнуться, если бы не солнце, которое не давало теням сойтись и с отчётливой резкостью высвечивало каждую травинку. Он шёл вперёд, шёл с мрачной решимостью, и светящийся воздух вокруг понемногу собирался в складки над головой, прозрачные вуалевые складки, которые опадали все ниже и ниже, словно кто‑то набрасывал сети. За пологом складок исчезло солнце, и только тени стояли по бокам; их изгиб указывал, что сейчас будет поворот.

Он покорно свернул, и воздух над ним стал материей, парусиновым тентом шатровой палатки. Тени исчезли. Сквозь парусину пробивались лучи солнца, образуя на покатости радужный круг. Посреди палатки – она находилась в ущелье, он этого не видел, но ощущал – стоял складной походный столик, заваленный рулонами кальки и ватмана. За столом сидел человек в выгоревшей старомодной ковбойке, с тёмным, круглым, морщинистым лицом, держал в руке пиалу, дымящуюся чаем, и пощипывал редкую бородку.

– Вот вы и пришли, Полынов, – сказал человек. И Полынов узнал в нем своего старого учителя биологии, но радости не испытал, скорее наоборот, потому что в немигающих глазах старика не было зрачков. Полынов послушно повиновался движению, которым тот Показал ему на складной стул, сел напротив учителя и стал ждать.

– Вы долго избегали экзамена, – сказал старик.

– Я был очень занят…

– Знаю. Люди все больше и больше становятся занятыми, и у них совсем не остаётся времени думать. Тем более нужен экзамен. Ну, ничего, Меркурий привёл вас. Итак, первый вопрос: что есть небо?

– Небо? Это, это – масса воздуха, которая окружает…

– Думайте, Полынов, думайте. Самые сложные вещи – самые простые вещи. Меркурий тоже окружает воздух, но есть ли там небо?

Полынов вдруг почувствовал себя студентом, который забыл шпаргалку.

– Другой бы билетик, – попросил он.

Учитель нахмурился и с состраданием взглянул на Полынова. Рулон миллиметровки зашуршал, из него выползла змея, чёрная как уголь, изогнулась вопросительным знаком. Её агатовые, вбирающие свет глаза, смотрели мимо Полынова. Учитель погладил змею. И только тут Полынов заметил на змеиной коже рисунок – непонятные математические символы образовывали формулы, странно знакомые, однако он не мог вспомнить, что они обозначают.

– Вот другой билет.

Старик протянул листок бумаги. Полынов взял его. Листок был пуст.

– Здесь ничего не написано…

В ответ он услышал клекочущий старческий смех.

– Ха, ха, ха… Это будущее, Полынов, будущее! Его надо уметь прочесть, надо уметь… Ладно, я вам помогу.

Он ткнул пальцем а листок. “Чем отличается земля от не земли” – с ужасом увидел Полынов.

– Земля от не земли… отличается тем, что… Но это же вопрос не по специальности! Из высшей математики бы что‑нибудь.

– Специалистов нет, – строго поправил экзаменатор. – Есть люди и есть машины, понятно? – Змея согласно покачала головой. – К какому классу разума вы принадлежите?

– Не знаю…

– Плохо, очень плохо. А все гипноз математики. Хорошо, пусть будет вопрос по специальности: где возник человек?

– Согласно последним теориям, – радостно воскликнул Полынов, – центров возникновения человека несколько! В Африке…

Змея тихо зашипела. Строй математических символов на её коже изменился.

– Ах, Полынов, Полынов, лучший мой ученик! – горестно всплеснул руками экзаменатор, покачивая головой, как маятник.