Пуля больно ударила его в левое плечо, отрикошетив от каски. Потом ещё одна. Уже сама по себе. Рука тут же онемела.
— Хана мне, командиииир! — раздался вдруг стонущий крик Вагиза. — Подходят, кажетсяаааа…. Аааааааа! Ааааа…
Взрыв разметал остатки крика по лесу.
Ещё несколько пуль воткнулись в спину Гриши, выбив из маскхалата красные брызги.
«Ну, все. Убили…» — подумал он, сдергивая кольцо с единственной в его отделении гранаты типа Ф-1. «Хорошо, хоть пожрать успел…» И потерял сознание. В себя он уже не пришёл, но рука его разжалась именно тогда, когда к его телу осторожно подходили трое немцев из ягд-команды эсэсовской дивизии «Мертвая Голова».
А Петю Черепова подобрали уже после стычки, когда бригада ворвалась на позиции, оставленные фрицевскими миномётчиками. Ему повезло. Единственная пуля вошла ему в висок и вышла из другого, не задев каким-то чудом, кости черепа. Его эвакуировали в лагерь раненых на Гладкое болото, где он шутил, придя, время от времени, в сознание — А нет у меня мозгов! Вот немец и не убьет меня! И фамилия моя сокровенная — Черепов! А сам все вспоминал Гришку и Вагиза…
Мишку, кстати, съели в тот же вечер. Вместе с костями и печенью.
24
— А вы, Николай Ефимович, поддерживали связь с тем батальоном, который ушёл на старую базу?
— С батальоном капитана Жука? Пока была возможность — поддерживали, — ответил Тарасов.
— Каково положение было у них?
— Насколько я знаю, их постепенно эвакуировали оттуда. До наступления оттепели самолёты регулярно садились на болото.
— А когда снег стал таять? — продолжал спрашивать немец.
— А этого я уже не знаю. По объективным причинам, — Тарасов машинально коснулся белой повязки на голове.
— Тогда предположите, герр подполковник! Вы же должны хорошо знать Жука. Что он будет делать, когда самолёты будут не в состоянии приземляться?
Тарасов посмотрел в окно. Снег на улице уже давно превратился в жидкую кашу. Уже при первой попытке прорыва часть десантников побросала лыжи. Действительно, не сегодня-завтра, Жук останется без связи с Большой Землей. И что тогда?
— У Жука есть два варианта. Либо ждать, когда земля высохнет, либо идти на прорыв, — ответил комбриг обер-лейтенанту.
— И то, и другое — самоубийство, — усмехнулся фон Вальдерзее. — В первом случае — медленное, во втором — быстрое. Но есть и третий вариант. Вы можете обратиться к своим солдатам и уговорить их сдаться. Так будет проще всем. Мы относимся к пленным гуманно, вы — живой пример. Гарантируем им медицинскую помощь, еду, безопасность.
Тарасов посмотрел в голубые глаза немецкого аристократа. И вспомнил, вдруг ту деревню. И покачал головой:
— Нет.
— Вы отказываетесь помочь своим солдатам? Мне кажется, это ваш прямой долг командира — беречь их!
— Мой долг как командира — выполнение поставленной боевой задачи. Я ее выполнить не смог, а потому я им больше не командир, — жестко ответил Тарасов. — Тем более, это же десантники.
— Фанатики?
— Комсомольцы. Они, скорее, застрелят меня, если я приду к ним с таким предложениям.
— Вы не поняли. Никто Вас не собирается отправлять на это болото, — усмехнулся фон Вальдерзее. — Мы сделаем листовку и с нее вы обратитесь к своим бойцам.
— Нет. Ничего писать я не буду, — снова покачал головой Тарасов.
— Напишем мы. Вы подпишите.
— И подписывать тоже не буду. |