- В Арбатском торгсине соседи толкутся, разевают голодные пасти, -
сказал отец, - скажут: у Шароков золото припрятано, в ложке воды утопят.
Как ни жалел старик золотого браслета и золотых запонок, понимая: чтобы
устроиться в Москве на хорошее место, надо быть прилично одетым, отошли,
слава богу, кожаные куртки и косоворотки. При всем своем эгоистическом
равнодушии к семье и детям только к младшему Шарок испытывал чувство,
похожее на отцовское: видел в нем себя в молодости. А в том, чтобы Юрий
остался в Москве, был заинтересован крайне: домоуправление и без того
зарится на вторую комнату, выпишется Юрий - отнимут.
- Знакомства, знакомства надо искать, - поучал он Юру.
Однако ни на заводе, ни в институте Юрий не приобрел друзей. Приводить
в дом товарищей запрещалось. Родственники были бедны, ничего, кроме обузы,
в них не видели, к ним Не ходили, у себя не принимали. Свободное время
Шарок-отец проводил на бегах, мать - в церкви. На пасху дети получали
кусок кулича, на масленицу блины - этим и ограничивались праздники. Старый
Шарок в бога не верил, не мог простить ему своего разорения. Еще меньше
прощал он это Советской власти. Первого мая и Седьмого ноября работал, как
в будни.
Связи со школьными товарищами оказались самыми устойчивыми. Три
одноклассника жили с Юрой в одном доме. Саша Панкратов - секретарь
комсомольской ячейки школы, Максим Костин - сын лифтерши, товарищи
называли его Макс, Нина Иванова - сердобольная комсомолка, воспитывавшая и
образовывавшая Шарока. Вместе с Леной Будягиной, дочерью известного
дипломата, они составляли в школе сплоченную группу активистов. Собирались
у Лены, в Пятом доме Советов. Будягин жил за границей, квартира была в
распоряжении ребят. Юра появлялся там, смутно сознавая, что такие связи
ему пригодятся. Сегодня это ощущение, превратилось в реальную надежду.
Будягин, отозванный из-за границы и назначенный заместителем наркома
тяжелой промышленности, может ему помочь.
С Воздвиженки Юра свернул на улицу Грановского. Здесь в Пятом доме
Советов, здании, выложенном из серого гранита, обитали _они_. В садике,
огороженном стрельчатой решеткой, играли _их_ дети. С непроницаемым лицом
Юрий ожидал в подъезде, пока старик швейцар звонил Будягиным по телефону.
Потом поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Лена, как всегда, застенчиво улыбнулась ему. Высокий рост
заставлял ее чуть наклонять голову с тяжелым клубком черных волос. На
прекрасном, матовом, удлиненном лице несколько великоватым казался
ярко-красный рот с чуть вывернутыми губами. У Ленки левантийский профиль,
сказала как-то Нина. Что такое "левантийский", Юра не знал, но то, что
Лена Будягина была самой красивой девочкой в школе, знал хорошо.
С грубоватой фамильярностью старого товарища Юрий притянул ее к себе.
Она не отстранилась.
- Ребята пришли?
- Нет еще.
- Иван Григорьевич дома?
По коридору, пахнущему свеженатертыми полами, она провела его в кабинет
отца. |