- То есть... Ты хочешь сказать, что...

Он боялся выговорить это вслух. Ему ведь и сорока еще нет!

- Не надо волноваться, Саша. И с этим люди живут.

Он подошел к зеркалу. Повязку уже сняли, на обритой голове отрастал седой ежик волос. Се­дой... Потрогал шрам и невольно поморщился. «Не болит, но отчего же так не по себе?» Вслух сказал:

- Я чувствую себя абсолютно здоровым. Жена вздохнула.

Процедура, которую пришлось пройти, была отвратительна. В коридоре сидели люди, много людей. Оказалось, что на комиссию, которая дает группу инвалидности, огромная очередь. Даже безрукие и безногие должны приезжать сюда каждый год, как будто ампутированная конечность со временем могла отрасти. Маша, знавшая членов комиссии по работе, договорилась, чтобы его при­няли без очереди, но он воспротивился:

- Почему это больные должны весь день тор­чать здесь, в коридоре, а я, здоровый, идти вне очереди? Нет уж, я хочу быть, как все, - упрямо заявил он.

- Меня-то хоть пожалей, - покачала головой Маша. - Мне же в ночь дежурить.

- А ты можешь идти. Я сам.

Жена не ушла. Сидели вместе до конца, до того момента, когда его пригласили в кабинет. О том, что стал глуховат на оба уха, он догадался уже давно. Но научился определять по губам, о чем говорят люди. А будучи человеком упорным, надеялся со временем развить эту способность до совершенства. Тренировки и напряженная рабо­та ума уже приносили плоды.

Но врачи оказались хитрыми. Велели ему от­вернуться, а потом оказалось, что в это время го­ворили какие-то слова, проверяя его слух. Гово­рили тихо, и он ничего не услышал.

- А как вообще себя чувствуете? - спросил председатель комиссии.

- Я абсолютно здоров.

- Голова не болит?

- Нет.

- Бессонница не мучает?

Их нельзя было обмануть. Выйдя из больни­цы, он столкнулся с этим чудовищем, которое не убивало сразу, но и не давало покоя. Утром вставал разбитый, хотелось спать. Ложился сно­ва, закрывал глаза - и начинались мучения. Ус­талость накапливалась, перерастая в раздражи­тельность. Бороться с этим становилось все труд­нее и труднее.

- Вы нездоровы, Александр Александрович, -ласково сказал председательствующий. - Вам надо годок-другой отдохнуть. Выйдите, пожалуй­ста, мы посовещаемся.

Ему дали вторую группу. Оказалось, что полу­чить ее не так-то легко, и многим, которых он по­считал бы действительно больными, отказывали.

Маша же откровенно обрадовалась:

- Вот видишь, Сашенька, как все хорошо! Ты будешь получать пенсию. Да и Герман Георгие­вич обещал помочь. Ты столько лет прослужил в милиции, что...

- Я хочу работать.

- Будешь работать. Через год.

...Утром следующего дня он отправился к Горанину. Знакомый охранник, сидевший на проход­ной, отвел глаза. Потом потянулся к телефону внутренней связи.

Все-таки, Герман его принял. Не струсил. Но глаза прятал:

- Как дела? Как здоровье? Как Маша? Горанин поправил галстук. Костюм сидел на нем ладно, - ни складочки, не морщинки. Герман был сложен наподобие греческого бога или титана Прометея, только ему-то никакой орел не клевал ночами печень. Будь Герман Горанин Прометеем, люди и по сию пору сидели бы в пещерах без огня.

- Меня уволили с работы.

- Отправили на пенсию по состоянию здоро- -вья, - мягко поправил Герман.

- Ты считаешь, это справедливо?

- Побойся Бога, Саша. Ты хорошую пенсию будешь получать. Подумай сам, на работу не вста­вать, в засадах не сидеть и голодать-холодать не придется.

- Замолчи! Не надо всех равнять с собой! Я знаю, как ты относишься к работе, к людям! Они для тебя мусор! Да ты после всего случившегося ко мне и близко не подойдешь!

-Я ходил к твоему начальству, - спокойно ска­зал Герман.