Глава 35

Ветер бил Девону в лицо, и впервые за долгое–долгое время он чувствовал себя свободным.

Колёса стучали по ночной дороге, и руки Деи лежали у него на поясе, согревая, тело девушки приятно касалось его спины, а подбородок Деи лежал у него на плече.

Дорога, прямая, как стрела, неслась вперёд меж рядов сосен, отсвечивавших бледной зеленью в лучах луны.

До заезжего дома оставалась всего пара часов езды, но Девон не собирался останавливаться там — за ночь он хотел уехать как можно дальше от Эмайн Махи, от Армы, от Тары — и от всего, что составляло его жизнь.

Так, до рассвета, колесница неслась вперёд, и лишь когда над серым горизонтом зарделся первый солнечный свет, едва пробивавшийся сквозь тучи, Девон остановил коней.

Дея к тому времени едва держалась на ногах.

Они позавтракали солониной, которую взяли с собой и, не разжигая костра, уснули, выпустив лошадей пастись.

Потом, ближе к обеду, Девон разбудил Дею, и они снова двинулись в путь.

— Почему ты уверен, что эти талисманы именно там? — спросила Дея, когда ближе к полуночи они снова остановились на ночлег. На сей раз Девон решил всё же остановиться в заезжем доме, и теперь они сидели в тени у очага, негромко переговариваясь между собой.

Девон долго смотрел в огонь и молчал.

— Моя мать, — наконец сказал он. — Вернее, не мать… Та, что стала наложницей отца.

Дея внимательно смотрела на него, ожидая продолжения.

— Она рассказывала о курганах, где хранятся великие ценности древних времён. Я не знаю, есть ли там копьё или меч. Но там точно может быть что–нибудь ещё. К тому же… Я рад, что наконец смог покинуть Арму. Она душила меня.

Девон прислонился к её плечу и какое–то время не спрашивал больше ничего.

Утром они снова отправились в путь.

Риган был зол. С того момента, как он вернулся в туаты, злость едва ли надолго оставляла его, но мысли о том, как нелепо отверг его милостивое предложение несчастный самозванец–друид, не давала ему покоя ни ночью, ни днём.

К тому же жрицы донесли ему о том, что собирался делать Девон, и Риган без всяких оснований чувствовал себя обманутым — Девон, очевидно, намеревался его использовать.

Думая об этом и сравнивая свои чувства с тем, что он испытывал в землях Кайдена, Риган понимал, что всё время, проведённое в туатах, он был не королём, а узником в собственном храме — здесь он зависел ото всех. От капризов Дану, которая была не более божественна, чем он сам, от необходимости опасаться стен, каждая из которых могла его подслушать. Когда Риган только стал Верховным Жрецом, друидов не боялся никто. Сиды затевали войны между собой, не слушая воли деревьев, и без всякой нужды проливали кровь. Филиды воспевали их подвиги, а друидам доставалась роль предсказателей и устроителей похорон. Но Риган не собирался с этим мириться.

Десять лет потребовалось, чтобы устроить вокруг себя мир, поклонявшийся ему — и Дану, кем бы она ни была. Его обряды навевали страх на жителей туатов и держали их в узде — но это было куда лучше, чем позволить им драться между собой.

И вот, когда власть его окрепла достаточно, чтобы он в самом деле мог называть себя королём, Дану решила от него избавиться.

День и ночь ненависть не оставляла его, и всё более серьёзно задумывался Риган о том, что предложила ему Кейли. Правда, его мысли заходили дальше — не зелье забвения, а зелье, которое заставило бы «богиню» уснуть навек, вот что было ему нужно.

Но решиться Риган не мог. По крайней мере до тех пор, пока Девон ему перечил. Пока мог его обвинить.

И, промучившись так то время, за которое солнце совершило по небу круг, Риган распорядился запрячь в колесницу лошадей и поехал на север — туда, где едва улеглась пыль от копыт других, принадлежавших Девону коней.