|
— Минут десять? — предположил Сиверцев. — Четыре минуты двадцать шесть секунд. — Всего-то? — удивился Сиверцев. — Мне казалось, дольше. Псих прокашлялся и уже более-менее нормальным тоном сказал: — Да оно всегда так. Что-нибудь хорошее — пролетает. Все неприятное — длится и длится, тянется и тянется… — Согласен. — Сиверцев даже сподобился на метафору. — Десять минут в обнимку с девчушкой и десять минут в кресле у дантиста — это такие разные десять минут, что словами и не передашь… Ближайшие полчаса ушли на то, чтобы привести мысли в норму и обрести что-то сходное с самочувствием. Псих то и дело поглядывал на старомодные наручные часы, сработанные, наверное, даже не при Брежневе, а еще при Сталине. — Вот-вот светать начнет, — сообщил Псих зачем-то, словно рассвет в Зоне был вовсе не обязательным явлением. — Надо, наверное, назад перебраться, наверх. — Зачем? — поинтересовался Сиверцев. — Там все открыто, припрется еще тварь какая-нибудь. Выброс всех перебудил, поди, как раз на охоту повылазят. — В подвале можем вездеход зевнуть, — объяснил Псих. — А наверху и слышно, и видно. — Думаешь, так рано явятся? — усомнился Сиверцев. — Тараненко вообще говорил, что в среду приедут, скорее всего. А сейчас только вторник начался. — Тараненко спешит, — убежденно сказал Псих. — Он из кожи вон вылезет, чтобы провернуть все пораньше. Поэтому я практически не сомневаюсь, что вездеход появится в ближайшие два часа. И в наших интересах его не проворонить. Так что давай, Ваня, собирай манатки. Спать больше не будем. Делать нечего, пришлось скатывать пенку и пихать ее в вещмешок. Пенка упиралась, ей не хотелось снова в душную неволю; Сиверцев боролся с ней, как Геракл с гидрой, но все-таки поборол. Затянув горловину мешка Сиверцев встал и надел куртку. Псих тоже уже собрался. Подвал, как уже говорилось, был довольно просторный, и Псих с Сиверцевым пережидали выброс в самом его центре. От дверей их отделяло добрых метров пятнадцать. И в подвале царила тьма кромешная, а тот факт, что собираясь оба подсвечивали себе фонариками, тьму за пределами освещенного пространства делал только гуще и плотнее. Сиверцев не ожидал ничего худого, он просто направился ко входной двери, направив луч фонарика на саму дверь, примерно на уровне пояса. Поэтому когда Псих вдруг рявкнул: «Стоп! Замри!», Ваня вздрогнул, но автоматически повиновался — застыл на одной ноге, словно аист в гнезде. Месяцы на заимке, а также частые выходы наружу, за ограждение, многому его научили. Во всяком случае, научили беспрекословно повиноваться более опытным и главное — сначала повиноваться, а потом уж думать и глядеть, что там и как там. Псих уже стоял рядом с Ваней и зачем-то освещал пол перед дверью. Ване показалось, что свет его фонарика почему-то имеет странный зеленоватый оттенок. — Что такое? — настороженно справился Сиверцев. — Холодец, — коротко ответил Псих. |
