А возможностей у волшебства столько, что и фантазии не хватит.
Аватеф рассердилась:
— Не надо было вообще думать об этой вылазке! Дед наш пребывает в другом мире. Даже если бы удалось с ним поговорить, все было бы бесполезно. Он уже не помнит ни об имуществе, ни об управляющем, ни о надсмотрщиках, ни о внуках, ни о нашей улице.
Арафа разозлился без видимой причины, но его состояние оправдывало странности поведения.
— Эта заносчивая невежественная улица! — выпалил он. — Что они понимают? Да ничего. У них только предания и ребаб. Вряд ли они перейдут к действиям. Считают эту улицу центром мироздания! Это прибежище разбойников и попрошаек! Пока наш дед не пришел сюда, здесь водились одни насекомые!
Ханаш поморщился, а Аватеф смочила тряпку и попыталась приложить ему ко лбу, но он решительно убрал ее руку.
— У меня есть то, чем не владеет никто. Даже сам аль-Габаляуи. У меня есть волшебство. И оно может сделать с улицей то, что не смогли Габаль, Рифаа и Касем вместе.
— Когда же ты уснешь? — взмолилась Аватеф.
— Когда утихнет жар в моей голове.
— Скоро уже утро, — пробормотал Ханаш.
— Пусть! — вскричал Арафа. — Светло станет тогда, когда волшебство уничтожит надсмотрщиков, очистит души одержимых и обеспечит жителей улицы так, как не смогло это сделать имение. Тогда и наступит воспеваемое всеми благо, о котором так мечтал Адхам.
Он глубоко вздохнул и обессиленно отбросил голову к стене. Аватеф понадеялась, что он заснет, как вдруг в тишине прозвучал крик, от которого все трое вздрогнули. За ним еще голоса и причитания. Арафа вскочил и в ужасе произнес:
— Обнаружили тело слуги!
Аватеф сглотнула.
— Откуда тебе знать, что это кричат в Большом Доме?
Арафа выскочил наружу. Аватеф и Ханаш бросились за ним. Они остановились на дороге, повернув головы в сторону Большого Дома.
Уже почти рассвело, квартал возвращался к жизни. Люди пооткрывали окна и высунулись. Все смотрели на Большой Дом. Из конца квартала в аль-Гамалию бежал человек. Когда он поравнялся с Арафой, тот спросил:
— Что случилось, дядюшка!
— Господь Всемогущий! — ответил тот, не останавливаясь. — После стольких лет аль-Габаляуи скончался!
103
Они вернулись в подвал. Арафа еле держался на ногах. Он свалился на диван, проговорив:
— Человек, которого я убил, был жалким черным слугой. Он спал во внутренней комнате.
Аватеф и Ханаш ничего не ответили. Они уставились в пол, пряча глаза, чтобы не встречаться с его безумным взглядом.
— Вы мне не верите! — выкрикнул Арафа. — Клянусь вам! Я даже близко не подходил к его ложу.
Ханаш долго колебался, но он чувствовал, что в этой ситуации лучше говорить, чем молчать, и осторожно начал:
— Наверное, растерявшись, ты не разглядел его лица.
— Нет! — отчаянно защищался Арафа. — Тебя же со мной не было!
— Потише! — в страхе прошептала Аватеф.
Арафа перебежал в дальнюю комнату и сел там в темноте, дрожа от волнения. Что за нелепая это была идея, эта проклятая вылазка! Да будь она проклята! Земля разверзалась у него под ногами и дышала отчаянием. Надежда оставалась только на лабораторию.
Появился первый луч солнца. Люди со всей улицы собирались у Большого Дома. Новость быстро облетела жителей, после того как управляющий нанес визит в Большой Дом и вскоре возвратился к себе. Передавали, что бандиты проникли в Дом через подкоп, который прорыли у тыльной стены. Они убили верного слугу аль-Габаляуи, и горе подорвало его здоровье. |