Позже я спросил у него об этом.

    «Но люди-то всегда одинаковы», - добродушно отвечал генерал.

    …Онго подошел к расписному деревянному глобусу, тронул тяжелый шар. Поднял взгляд на книжные полки за чистым стеклом – и озадаченно склонил голову. «Позволь, Мори», - проговорил он; не дожидаясь моего ответа, отворил дверцу и вытащил одну из книг.

    - Это – издали? – раздельно спросил он, и голос его был полон неподдельного ужаса.

    - Онго…

    В руках генерала оказалось мое любимое издание «Слова о Востоке», карманное, в отличном прочном переплете и с прелестными миниатюрами.

    - Не то чтобы это был личный дневник, - весьма сухо сказал Онго, листая страницы с таким видом, будто касался чего-то гадкого. – Но, во-первых, он ни в коем случае не является цельным произведением, а во-вторых, я не успел подготовить его к печати.

    Я так оробел, будто сам подписал путевые заметки Эрдрейари в печать, хотя впервые это было сделано задолго до моего рождения. Я находил книгу очаровательной как раз за отсутствие столь ценимой Онго безупречной формы; в ней все было вперемежку – стихи, записи народных сказок, мысли о государственной доктрине и военном деле, картины быта и нравов, снова стихи…

    Онго брезгливым движением поставил книгу на полку. Пощелкал пальцами. Стук, стук. Он не имел привычки вздыхать.

    - У меня было дурное предчувствие, - пробормотал он.

    Я опустил чашку на блюдце. Эрдрейари мастер беседы, но времени остается все меньше…

    - Онго, - сказал я. – Прости, что меняю тему, но чем я обязан твоему сегодняшнему визиту?

    Тот помолчал. Уточнил:

    - Если я не ошибаюсь, сегодня в Данакесту возвращается Эррет?

    - Да. Честно говоря, я ждал ее не раньше чем через месяц, но она быстро управляется с делами. Надеюсь, она сможет рассчитывать на твою помощь, Онго. Ты сам когда-то сказал, что Восточные острова не прощают пренебрежения, а из-за переговоров с аллендорцами я непозволительно затянул с поездкой. Пришлось заказать верховному магу пространственный разрез. Атомник может подождать на авиаполе, но схема ждать не будет...

    Онго поглядел на меня.

    - Мори, - сказал генерал, - я знаю, что ты торопишься, и потому прошу прощения за то, что сразу перехожу к делу.

    Я удивленно поднял бровь.

    Впрочем, должно быть, для Эрдрейари эти светские разговоры действительно называются «сразу». Я забываю, что он родом из другой эпохи. Какое-то время после пробуждения в его речи еще проскальзывали старинные конструкции, а его представления о нравах и общественном устройстве не соответствовали действительности, но уже через пару месяцев он стал казаться совершенно современным человеком.

    Есть иллюзия, что со временем нравы смягчаются и мы цивилизованнее наших прадедов. Но стоило взглянуть, как Эрдрейари обращается с пленными, мирными жителями, собственными солдатами, сравнить его с живыми генералами... Благородство - категория вневременная.

    Эрдрейари медленно мерил шагами комнату. Качался тяжелый плащ, утреннее солнце золотило маску. Яркий луч сверкал на лаке глобуса, как раз там, где находилась столица и примыкающие к ней земли.

    - Мори, - наконец, произнес Онго, остановившись возле глобуса и разглядывая северные материки, - я понимаю, как нелепы разговоры о предчувствиях, и все же… Не могу сказать, чтобы мне приятно было сознавать это, но своим теперешним существованием я обязан Лаанге.

    - Мы все многим обязаны Лаанге, - сказал я.