Но тех, кто рвался внутрь, нелегко было остановить.

    Раздался едва слышный хлопок, оконные стекла на миг полыхнули светом, точно в мостовую ударила молния, потом резко стемнело. Мы с Эррет разом вскинулись. Я машинально вычертил на столе «синего шершня», Эррет взялась за малую ручницу, припрятанную под плащом… Мы увидели гвардейца лишь тогда, когда он пал на колени и с разгону едва не проехался на них по полу.

    - Государь!

    Я вздрогнул.

    - Пакет, - задыхаясь, выговорил парень и взялся за сердце, низко склонив голову.

    Эррет выдернула конверт из его протянутой руки, разорвала, вперилась глазами в строки. Я сидел как непричастный, глядя то на нее, то на бледного как смерть рядового. Пальцы сами собой гнули обеденное копьецо в узел. Спохватившись, я бросил его и стер ждущего «шершня».

    - Государю императору… - шептал гвардеец, глядя в пол, - сообщение… срочное, от аллендорской Ассамблеи магов… Ее Высочества Лиринии лично…

    Эррет подняла лицо. Черты застыли в невозмутимой маске, глаза потемнели и растеряли лукавые огоньки.

    - Государь, - отчетливо сказала она. – Принцесса уведомляет: план провалился, Воин Выси разбужен.

    3.

    В науке простейших приличий наставляют даже детей ремесленников и торговцев, но этот господин, определенно, и не слыхивал о правилах хорошего тона. Вероятно, они удалились шокированными, только узрев его угреватое рыло. Что там! Рассуждая о предметах, которые он осмеливался затрагивать, последний дурак понизил бы голос просто от страха: ведь рядом полно солдат и офицеров, как на службе, так и в числе зрителей. Можно с торжеств отправиться прямиком в холодную.

    Лонси стоял, зажатый в толпе, потел и злился, волей-неволей слушая пустоголового крикуна. Ровным счетом ничегошеньки не видно было из-за голов, и еще обидней становилось от того, что под колени врезался край деревянного уступа. На уступе стояли стеной; чтобы подняться на него, требовались сила и бесцеремонность Оджера Мерау… какого беса опять вспомнился Оджер?!

    Лонси едва не застонал.

    - Ат-ты как хочешь, - высказывался дурак, перекрикивая гул толпы, - но свя-щен-ны-е же тра-ди-ци-и! Веками… ас-свящ…

    Собеседник что-то возражал, много тише, и слова его терялись в гуле.

    - Рескидда! – восклицал господин ему в ответ. – Я край-не уважаю рескидди, но к чему же равняться на Рескидду? Где теперь Рескидда? Я признаю, что сто лет назад было – ого, Рескидда! А т-ты ат-тветь, где…

    Окончание фразы заглушил пронзительно-светлый зов горнов. Толпа всколыхнулась, качнулась вперед, Лонси втиснуло носом в чью-то широкую спину, он задохнулся и проклял ту минуту, когда решил подойти ближе к ограждению. Видно отсюда было не лучше, чем с края поля, а вот задавить могли и совсем насмерть.

    Господин, впрочем, обладал весьма солидной комплекцией, напору не сдавался и продолжал рассуждать даже под звуки труб, знаменующие начало парада.

    - Рескидда пускай остается сама по себе, - величественно дозволял он. – А в Аллендоре женщина спокон веку была прежде всего женой и матерью… же-ной и ма-терь-ю!

    У Лонси темнело в глазах. Кто-то навалился сзади, но не в попытке протолкнуть Лонси вперед, а мешком, точно лишившись чувств. Давили с боков, аж ребра трещали. Где-то полицейский офицер стал отгонять людей от ограждения дубинкой, и толпа хлынула внутрь себя. «Я сейчас упаду, - подумал Лонси, пытаясь дышать. – Меня затопчут…»

    - Эй, Лонши! – смутно послышался знакомый голос.