Якушин ходил туда-сюда по комнате и размахивал руками, он весь вспотел от нервов и смятения.

Мне очень хотелось его пожалеть, но ему как будто это было и не нужно, просто искал кого-то, чтобы высказаться.

К тому же, я всё равно не могла подобрать никаких подходящих слов, потому что двухчасовая психотерапия с Сёминой по телефону вымотала меня окончательно. Её маму положили в больницу, Настя осталась дома одна, и я очень боялась, что не дай бог, ей тоже взбредет в голову какая-нибудь ерунда.

— Никто на тебя ничего сваливать не будет, — уверенно сказала я, но Якушин отмахнулся, показывая, что ему безразлично. — А куда ты собрался уехать?

— В деревню пока рвану. У меня там машина. Газель. Летом сосед продал. Возьму её и поеду в какой-нибудь небольшой город, искать работу. Потому что денег у меня особо нет. Но если на работу не возьмут, то вернусь в деревню и постараюсь протянуть до весны.

Я тут же представила, как останусь здесь одна с вечно ноющей Сёминой, легкомысленным Петровым и тормознутым Герасимовым, как меня будут таскать на допросы и, может быть, даже держать в сырой одиночной камере без света и вайфая. И что Якушин больше не зайдет меня навестить тогда, когда я уже начала привыкать к этим его внезапным появлениям.

— А если тебя будет искать полиция?

— Пусть ищет. Главное, не слышать всего, что говорят дома.

Он, наконец, остановился, сел на кровать и закрыл ладонями глаза. Но даже этот драматический жест был не способен испортить его замечательного мужественного образа, прямо подталкивающего меня к каким-то решительным действиям.

— Саш, а можно с тобой? — мне казалось, что это говорю не я, а какой-то отвлеченный персонаж. — Деньги у меня есть.

Якушин немного подумал и решил, что это даже неплохо, потому что жить одному зимой в деревне, должно быть, очень скучно.

Тогда я зачем-то сказала, что могу делать всё, только не умею готовить, и мы одновременно так изучающе посмотрели друг на друга, что опять повисла тягостная неловкая пауза, как в тот раз, когда он принес холодец.

— А давай позовем ещё Петрова, — вдруг предложила я. — Он сегодня говорил, что хочет сбежать, но ему не с кем.

Якушин сначала пожал плечами, точно ему без разницы: что я, что Петров, а потом согласился, сказав, что Петров, наверняка, будет полезен, ведь за городом полно снега, и машину, возможно, придется расталкивать.

В итоге мы договорились встретиться в восемь утра возле автобусной остановки.

Когда же дверь за ним захлопнулась, мама вышла ко мне и, многозначительно кивая, сказала, что одобряет мой выбор, но я ей ответила, что это не то, что она думает.

Моему звонку Петров очень обрадовался и сказал, что готов сбежать хоть сейчас, потому что мать и тётка собираются самолично отвести его завтра в полицию. Я, конечно же, не стала выяснять, почему у него такие злые родители, но попросила потерпеть до восьми утра. Он поинтересовался, кто ещё с нами едет, а когда узнал, что никто, будто бы даже огорчился.

И я тут же подумала про Сёмину. Как я могу её здесь бросить?

Настю я просто поставила перед фактом, была уверена, что Якушин не станет возражать, и Сёмина покорно согласилась, с условием, сначала предупредить маму. Я объяснила, что нужно просто оставить записку, но она уперлась, что из-за больного сердца маму волновать совсем нельзя.