Как только Флетчер позвонил Алу Брубейкеру, чтобы подтвердить, что он готов баллотироваться в губернаторы, у него за спиной сразу же завертелась партийная машина. Над парапетом поднялись было одна или две демократические головы, как утки в тире, но были быстро упрятаны обратно.

В конце концов единственным противником Флетчера осталась женщина — член Конгресса, она не сделала за свою жизнь ничего дурного и сделала слишком мало хорошего — для того, чтобы кто-нибудь её заметил. Правда, как только Флетчер победил её на сентябрьских первичных выборах, его партийная машина вдруг превратила её в мощного противника, который был в пух и прах разгромлен самым впечатляющим кандидатом, какого партия выдвигала за много лет. Но в частном порядке Флетчер признавался, что она была всего лишь бумажным соперником, а настоящая борьба начнётся, когда республиканцы выберут своего знаменосца.

Хотя Барбара Хантер была, как всегда, активна и решительна, никто на самом деле не верил, что от республиканцев будет выставлена она. Поддержкой нескольких партийных лидеров уже заручился Ралф Эллиот, и когда бы он ни выступал — на публике или в частной компании, — с его губ повсюду, как бы случайно, срывалось имя его близкого друга Ронни. Но до Флетчера то и дело доходили слухи о том, что довольно большая группа республиканцев ищет Эллиоту достойную альтернативу; в противном случае они грозили воздержаться от голосования или даже голосовать за кандидата от демократов. Флетчер нервничал, ожидая, кто окажется его противником.

Флетчер взглянул на собравшуюся аудиторию. Сегодня это уже его четвёртая речь, а ещё не было двенадцати часов. Ему недоставало воскресных обедов с Гарри, на которых обсуждались и подвергались критике его идеи. Люси и Джордж рады были внести свою лепту, но это только напоминало ему, как снисходителен был Гарри, когда Флетчер делал предложения, которые его тесть уже наверняка сотни раз слышал: он никогда этого даже не показывал.

Четвёртая речь Флетчера в это утро не очень отличалась от предыдущих трёх. Он только добавил утверждение, что без вклада тех его слушателей, перед которыми он в данный момент выступает, экономика штата не была бы такой процветающей. За этим последовал обед с «Дочерьми Американской революции», на котором он забыл или нарочно не упомянул о своём шотландском происхождении, а во второй половине дня он произнёс ещё три предвыборных речи и затем присутствовал на ужине кампании по сбору средств, на котором было собрано больше десяти тысяч долларов.

По вечерам он доползал до постели и обнимал спящую жену; иногда она вздыхала. Он где-то прочёл, что однажды во время предвыборной кампании Рейган обнял фонарный столб. Тогда Флетчера это насмешило. Теперь он больше не смеялся.

Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!

Нат не мог не согласиться с суждением своего сына. Джульетта была красива, но красотой не того сорта, которой мог увлечься Льюк. В пьесе было ещё пять женских ролей, и он пытался определить, кто бы это мог быть. Занавес опустился, и он подумал, что Льюк играл очень трогательно, и почувствовал гордость, когда зрители разразились аплодисментами. Его родители видели спектакль накануне и сказали ему, что они были так же горды, как тогда, когда он в том же зале играл Себастьяна.

Когда Льюк уходил со сцены, Нат вспомнил утренний телефонный звонок из Вашингтона. Его секретарша предположила, что это очередной розыгрыш Тома, когда какой-то голос по телефону спросил, может ли Картрайт поговорить с президентом Соединённых Штатов.

Нат взял трубку. В трубке раздался голос Джорджа Буша, президент поздравил его с тем, что банк Фэйрчайлда — Рассела объявлен «банком года» (это был только предлог для звонка), и затем добавил:

— Многие в нашей партии надеются, что вы позволите выставить свою кандидатуру на выборах губернатора.