На фланге майор, отвечавший за портативные ракетные установки, обратился к соседу капитану:

– Думаете, надо вызвать полицию?

Капитан пожал плечами.

– Не знаю, пройдет ли полиция в расположение. Сами знаете – федеральная собственность! – Капитан повернулся к молоденькому лейтенанту из военно юридической службы, который потел в полной выкладке пехотинца, сжимая в руках карабин М 16. – Фредди, допустят ли городскую полицию на территорию гарнизона?

– Без специального разрешения командующего – ни в коем случае.

– Благодарю вас. – Капитан перевел взгляд на генерала Хапта, который корчился у стены с искаженным от боли лицом. – Не думаю, что он стал бы сейчас подписывать бумагу, дозволяющую городской полиции вступить на территорию гарнизона.

– Да, вряд ли, – согласился майор. – Может, вызвать морских пехотинцев? Они – федеральные силы.

– Да, но их ближайшая база слишком далеко отсюда. Они не поспеют.

Генерал Хапт уже простерся на полу. Римо опустился рядом с ним на колени.

– Жаль, что насильственные действия – не мой профиль, – посетовал лейтенант из военно юридической службы. – Иначе я бы с удовольствием положил этому конец.

– Да, – сказал еще один капитан в строю, – и я тоже. Только не знаю, как это сказалось бы на морально психологическом состоянии личного состава. – Капитан был психиатром.

Лейтенант, нагруженный минометом, предложил замотать Римо в телефонный кабель – недаром он был связистом. Однако майор на дальнем фланге внес предложение дождаться дальнейших распоряжений.

Офицеры дружно закивали.

– Да, так будет лучше всего, – сказал капитан, сожалея, что в учебниках не упоминается о подобных ситуациях.

Зато Римо знал кое что, о чем молчали учебники: когда хочешь заставить кого то говорить, обходительность ни к чему. Другое дело – боль. Любая боль, причиняемая любым доступным способом. Отделать недруга дубиной, лягать его а колено, пока колено не распухнет и не треснет. Все что угодно, лишь бы сделать больно – тогда язык у противника непременно развяжется.

Исходя из данных постулатов, он сейчас причинял генералу Уильяму Тэссиди Хапту сильную боль, но тот никак не говорил слов, способных удовлетворить Римо.

– Повторяю, я ничего не знаю о подразделениях детей убийц! – булькал он. – Минимальный возраст новобранца – восемнадцать лет.

– Они не состоят на армейской службе, – отвечал Римо, закручивая нервы генерала во все более тугой узел.

– Ой! Тогда какое я имею к ним отношение? Почему вы выбрали меня?

– Вас опознала вон та женщина. – Римо повернул голову в сторону двери.

Хапт взвизгнул:

– Какая женщина?

Римо скосил глаза. Сашур Кауфперсон и след простыл. Вдоль строя не спеша прохаживался Чиун.

– Она только что была здесь, – сказал Римо.

– Кто такая? Какой род войск?

– Никакой. Она работает в системе школьного образования города Чикаго.

– Тогда все ясно, – ожил генерал Хапт. – Не знаю я никаких чикагских учителей! Я вообще последние двадцать пять лет не разговаривал ни с одним школьным учителем!

Римо усилил нажим, заставив Хапта застонать.

– Надеюсь, вы говорите правду?

– Конечно, я говорю правду!

Взглянув напоследок на генерала, Римо отпустил его. Генерал действительно ничего не знает. Значит, Сашур Кауфперсон снова его обманула!

Он оставил генерала лежать на полу. Чиун по прежнему прохаживался вдоль строя, инспектируя выправку бойцов, поправляя у одного клапан кармана, у другого – пилотку.

– Ботинки! – упрекнул он лейтенанта из военно юридической службы.