– Ладно, папочка, смени пластинку, – сказал Римо.

– Ты не представляешь, как я перепугался! Стою и думаю: Римо может вернуться с минуты на минуту. Что, если на него нападут эти страшные воины? Я жутко переволновался. Хорошо, что ты привел эту женщину, которая способна тебя защитить. Кажется, это хозяйка золотых монет.

– Правильно, это Сашур Кауфперсон, – сказал Римо.

– Как поживаете? – вежливо подала голос Сашур, слушавшая этот чудной разговор, стоя в дверях номера.

– Сашур Кауф – престранное имя, – проговорил Чиун.

– Не Кауф, а Кауфперсон, – поправил его Римо.

– Фамилии «Кауфперсон» не существует, – заявил Чиун. – Никогда такой не слышал, даже по ящику, хотя там попадаются всякие глупые фамилии и имена вроде «Смит», «Джонс», «Линдсей», «Кортни».

– А я вот – Кауфперсон, – молвила Сашур.

– Что ж, это не ваша вина.

– Я рад, что ты не спишь, Чиун, – сказал Римо. – Я позвоню Смитти, а потом мы станем готовиться к отъезду.

– Куда же мы поедем?

– В Форт Брэгг.

– Куда угодно, лишь бы подальше от этого страшного города. Видел бы ты это сражение! Оно достойно быть воспетым в героической эпопее! Сперва толстый наносит жуткий удар. Вот так... – Чиун стал размахивать вокруг головы рукой, словно это был камень, привязанный к веревке.

– Устрашающее зрелище! – согласился Римо.

– Итак, он бьет своего безмозглого противника...

– Подожди ка – почему безмозглого? – перебил его Римо.

– Это можно было понять даже на расстоянии. Свиное ухо и есть свиное ухо. Удар пришелся безмозглому по голове. Он мог бы вышибить ему все мозги, если бы таковые у него имелись.

Чиун отскочил назад, словно боксируя с тенью.

– Толстый продолжает нападать: он наносит второй сокрушительный удар. Он расплющил бы щуплого в лепешку, если бы снова угодил ему по голове, но, на его счастье, толстый попал щуплому только в плечо. Тот сразу же сдался.

– Полагаю, весьма своевременно, – заметил Римо.

– Если бы он продолжал сопротивляться, то на всю жизнь остался бы калекой, – заключил Чиун. – Его аппарат для поедания гамбургеров был бы окончательно выведен из строя. Жизненно важные органы, держащие в узде лень, неблагодарность и эгоизм, тоже могли пострадать. Как белый может жить дальше с такими тяжкими травмами?

– Ты прав, папочка. В этом городе царствует жестокость, поэтому нам пора сматываться отсюда. Я звоню Смиту.

Однако, поискав глазами телефон, который он перед уходом оставил на столике, Римо ничего не обнаружил.

– Где телефон, Чиун?

– Что? – переспросил Чиун, опять отворачиваясь к окну.

– Те ле фон!

– Ты имеешь в виду прибор, трезвонящий всю ночь, не давая пожилому человеку насладиться, редкими мгновениями ниспосланного свыше покоя после дневных трудов? Прибор, вмешивающийся в...

– Да да, Чиун, ты правильно меня понял. Я имею в виду телефон.

– Его больше нет.

– Что ты с ним сделал?

– Первое вмешательство в мой покой я ему простил, но во второй раз я решил навсегда покончить с его звоном.

– И?..

– Он в мусорной корзине, – пояснил Чиун.

Римо заглянул в корзину. На белом пластмассовом дне виднелась горка сероватой пыли – все, что осталось от нежно голубого аппарата с клавишным набором.

– Славно сработано, Чиун!

– Я не просил его звонить. Я не отдавал распоряжения слуге внизу регулярно названивать к нам в номер.