Следуя заведенному порядку, аббат начал читать молитву на латыни. Как и все церковники, он заботился только о том, чтобы его речь была понятна глухому Всевышнему, а не простым людям.

Девушка, будто все понимая, безмолвно шевелила губами. Медовые волосы мерцающим нимбом распушились вокруг ее лица. Она была такая юная, уязвимая, такая неискушенная, но у Гаррена почему-то возникло странное ощущение, что душой она вопреки всему много сильнее его. Казалось, невозможно дотронуться до нее и остаться прежним человеком.

Аббат перешел на простой язык.

— Пилигримы, готовы ли вы к путешествию? Готовы ли вы отринуть мирские блага и встать на дорогу простыми и скромными путниками, каким был Отец наш Небесный?

Гаррен увидел, как Доминика кивнула, и задумался, какими же мирскими благами она может владеть. У него самого их было немного. Все имущество, скопленное за девять лет, он мог унести на себе.

— У святыни вы должны исповедаться, иначе ваше путешествие не будет богоугодным. Вы готовы чистосердечно покаяться во грехах?

Прошелестело многоголосое «да». Один Гаррен смолчал. Пусть сначала Всевышний вернет должок. Потом он, может быть, и покается.

— Кроме того, лорд Ричард просит всех вас молиться о здоровье его возлюбленного брата, графа Редингтона, состояние которого, несмотря на чудесное избавление от смерти, ныне ближе к небесной жизни, нежели к земному существованию.

Внезапно в наступившей тишине раздался голос Уильяма, слабый, но все еще властный:

— Я благодарен брату, но о своем исцелении хочу попросить сам.

— Что за… — вполголоса пробормотал Ричард.

Гаррен привстал, готовый уверовать в чудо. Если бы увидеть Уильяма здоровым и сильным как прежде… Закрывшись ладонью от солнца, он повернулся к двери и увидел в проеме силуэт Уильяма, которого — исхудавшего и бледного как привидение — поддерживали под руки слуги. Еще один держал наготове оловянную кастрюлю.

По толпе пронесся вздох. Потом руки задвигались, творя крестное знамение, словно паломники увидели перед собой вылезшего из гроба покойника.

Жестом Уильям повелел слугам идти вперед. Толпа расступилась, и его поднесли к алтарю, где над ним склонилась мать-настоятельница. Ричард, раздраженно поджав губы, не двинулся с места.

Аббат взволнованно закатил глаза, спрашивая у неба подсказки.

— Благодаря вашим чистым устремлениям Господь даровал графу силы. — Он повысил голос: — Паломники, молитесь о чуде!

Уильям поднял руку.

— Я благодарен… за ваши молитвы.

У Гаррена защемило сердце. Еще недавно голос Уильяма был ясным и сильным, теперь же он напоминал старческое сипение.

— Я распорядился, — продолжал граф, — снабдить вас запасом еды на первый день.

— Вы очень щедры, лорд Редингтон, — сказал аббат, а Ричард насупился.

Уильям слабо повел кистью, словно отгоняя дым.

— Да будет всем известно, — он перевел дыхание, — что Гаррен принял паломничество вместо меня и несет с собой мое послание Блаженной Ларине.

Он схватился за живот, отвернулся и его вырвало в подставленную слугой кастрюлю. Гаррен прикрыл глаза, словно страдания Уильяма могли прекратиться, если на них не смотреть. Словно таким образом он мог повернуть время вспять.

— Давайте же помолимся о здоровье лорда Редингтона и о том, чтобы сэру Гаррену сопутствовал успех в его предприятии, а после я благословлю ваши посохи и вручу вам testimoniales, — поспешил произнести аббат.

Гаррен принял паломничество вместо меня. Что же они теперь о нем думают?

Доминика одарила его улыбкой, а остальные паломники застыли в священном трепете, точно он и впрямь был посланцем небес.