Доминика одарила его улыбкой, а остальные паломники застыли в священном трепете, точно он и впрямь был посланцем небес.

Все, кроме настоятельницы и Ричарда.

Глава 3

Прижавшись лбом к алтарной ограде, Доминика пыталась сосредоточить мысли на Боге. В конце церемонии аббат благословил ее посох поцелуем, и она тоже прижалась губами к сырому, плохо очищенному от коры и сучков, древку.

Затем ей вручили сопроводительное письмо от епископа — свиток с несколькими строчками, которые как по волшебству превращали человека в настоящего пилигрима. Пальцы Доминики покалывало от волнения, когда она прятала свиток в котомку, где уже лежали ее письменные принадлежности — перо, чернильница и обрывок старого пергамента. А еще ей не терпелось поскорее остаться одной и сравнить почерк писца со своими буквами.

Она опустила голову и спрятала лицо в ладонях. Прислушалась к голосу Бога, стараясь не отвлекаться на присутствие Спасителя. Вдруг он наблюдает за нею? Проверить она не решалась. Он казался крепким и несгибаемым, как посох в ее руках — человеком, на которого можно опереться. Наконец она покосилась на него сквозь пальцы. Он тоже держал посох, но держал его как оружие и выглядел при этом так, словно ему не нужна была никакая поддержка — ни друзей, ни даже Господа.

Она крепко зажмурилась и напомнила себе, зачем собралась в путь.

Прошу тебя, Господи, подай мне знак, что я призвана служить Тебе и распространять слово Твое.

Доминика хотела прибавить «на понятном людям языке», но решила пока не смущать небеса дополнительными просьбами.

Открыв глаза, она взглянула на графа. Слуга вытирал с его лица пот. В разгар Черной смерти Господь пощадил лорда Уильяма, но забрал его отца, старого графа. Люди долго, много недель оплакивали его смерть. Она помнила, какими красными и воспаленными от слез стали глаза сестры Марии. Но его сына небеса пощадили, а спустя годы направили Спасителя, чтобы тот спас его снова.

Она помолилась о здоровье графа. Он был хорошим человеком, достойным Божьей помощи. И ее помощи тоже.

Прозвучало последнее «аминь». Паломники встали и, опираясь на посохи, вереницей потянулись к дверям. Проходя мимо графа, каждый останавливался и благодарил его за дневной запас еды.

Когда к нему приблизилась сестра Мария, он поблагодарил ее за работу над псалтырью, которую сжимал своими скрюченными пальцами.

Сестра ласково, с материнской заботой, отвела прядку тонких светлых волос с его покрытого испариной лба. Многие нынче побаивались к нему прикасаться. «Проказа», — шептали люди при виде розовато-белесой сыпи, которая покрывала его кожу.

Наконец дошла очередь до Доминики. Недолго поколебавшись, она пересилила страх и опустилась перед умирающим на колени. Лорд Уильям всегда был очень добр с нею — не в пример лорду Ричарду.

Граф приложил палец к губам.

— Помни. Никому.

Сжав губы, она кивнула и оглянулась. Лорд Ричард о чем-то переговаривался с аббатом и матерью Юлианой. Вспомнив, что аббат наказал им чистосердечно покаяться, она задалась вопросом, не равна ли недосказанность лжи. Хотелось бы верить, что нет. Лжи без слов не бывает. Только слова воплощают ее в реальность.

Когда она отошла, над умирающим склонился Спаситель и по-доброму тронул его за плечо. Насколько можно было судить, граф был ему дорог. Доминика испытала облегчение. Сэр Гаррен не будет медлить. Они доберутся до усыпальницы в срок и успеют спасти графу жизнь.

Вместе с сестрой они вернулись к алтарю, где преклонили колена, чтобы получить последнее благословление — от матери-настоятельницы. Доминика ждала ободряющих напутственных слов, но вместо этого мать Юлиана нагнулась к ее уху и чуть слышно прошептала:

— Помни: малейшая неприятность — и можешь не рассчитывать обрести среди нас дом.