— Расскажите о том, как вам живется в монастыре, — наконец молвил он.

Вспомнить о доме было приятно. Она просияла.

— О, я тружусь в огороде, стираю и убираюсь. — Наконец-то никаких хмурых взглядов. Улыбка намертво пристала к его лицу. Может быть, рассказать и о своем увлечении письмом?

Холодный мокрый нос ткнулся в ее лодыжку. Она подхватила Иннокентия на руки и зарылась лицом в его шерсть, вдыхая запахи незнакомой земли, исследованием которой он без устали занимался весь день.

— Еще я кормлю пса. — Шершавый язык лизнул ее щеку. — Нашел репу, дружок?

Сэр Гаррен потрепал лохматую звериную макушку, и пес, оставив ее лицо в покое, принялся вылизывать широкую мужскую ладонь. Рассмеявшись, Доминика повернулась к Спасителю — или к тому, кем он себя считал.

— У вас в детстве была собака?

— Я не помню.

Сперва она решила, что вопросы о детстве ему неприятны, а потом уловила в его интонации неподдельное замешательство. Он на самом деле не помнил. Видимо, его детство закончилось очень, очень давно.

В изумлении она смотрела, как он терпеливо ждет, пока Иннокентий пройдется розовым языком по каждому из его пальцев.

— Как вы познакомились с лордом Уильямом? — спросила она.

— Он взял меня в оруженосцы, когда мне было семнадцать.

— Семнадцать? Я думала, обучение рыцаря начинается в раннем детстве.

— Так и есть. Мое обучение… было прервано, — ответил он через силу.

— Чем же?

— Пребыванием в монастыре.

По спине Доминики пробежала дрожь. Почему он не стал монахом? Его что, изгнали за нарушение обетов?

— Вас расстригли?

— Я год пробыл послушником. Но вечный обет в итоге не принял. — Взгляд его стал отсутствующим. — У меня даже оружия не было, только ржавая перчатка.

Он подарил мне новую жизнь. Ту пылкую преданность, которую он выказывал лорду Редингтону, можно было сравнить с истовой верой. Даже Доминика понимала, какое великое благодеяние совершил граф, когда взял под свое крыло нищего и необученного оруженосца-переростка.

— Почему же вы ушли из монастыря?

Костер выстрелил снопом искр в синеющее лазурью вечернее небо. Моргнула первая звезда.

— Потому что пришла Смерть, — ответил он после долгого молчания.

Она перекрестилась. Он не ответил прямо, но оно и не требовалось. Доминика знала, много всего странного произошло десять лет назад, когда на землю снизошло то ужасное бедствие. Мир едва не был уничтожен. Она до сих пор не понимала, как Бог — добрый и чуткий по отношению к ней — мог послать на людей такой страшный мор.

— Господь жестоко наказал нас. Нужно ежедневно следовать Его заветам, чтобы Он больше не насылал на землю такой напасти.

— Нужно ежедневно наслаждаться жизнью, потому что в любой момент Он может прибрать нас.

— У всего, что Он делает, есть причина.

— И какая же причина была в тот раз?

Она всмотрелась в его глаза. Не затем ли Господь направил его, чтобы испытать ее веру на прочность? Какие же слова смогут убедить его в безупречности Божьего плана?

— Sola fide.

— Что?

Он не понимает ее латынь. Наверное, ее произношение оставляет желать лучшего.

— Только верою.

Подрагивающее пламя костра отбрасывало на его лицо блики. Глаза прятались в тени нависших бровей.

— Вы искренне этому верите, да?

— А вы нет?

В тишине зазвучали высокие, чистые голоса братьев Миллеров.