Сегодня привычную гармонию нарушал новый звук, и от этого звука ее пробирала дрожь.

Гнусавое сопение лорда Ричарда.

Гаррен вообще не издавал никаких звуков. Растянувшись на своем тюфяке в тени деревьев на краю лагеря, он лежал так неслышно, будто заснул вечным сном. Пока его не разбудил старший из братьев Миллеров, она не могла понять, спит он или бодрствует. Улегшись, Миллер сразу же захрапел, а Гаррен скрылся в лесу, чтобы совершить первый обход вокруг лагеря.

Времени было в обрез.

Доминика поднялась на ноги, и пес, навострив ухо, заскулил.

— Ш-ш. Лежать. — Она погрозила ему пальцем, отчаянно прислушиваясь к шагам за деревьями.

— Ты куда, Ника? — Сестра подняла голову. — Что случилось?

— Ничего. Мне нужно облегчиться.

Мельком оглядев спящих, Доминика прокралась к тюфяку Гаррена, вздрогнув, когда под ее башмаком хрустнула ветка. Она задержала дыхание, но разноголосье звуков не прервалось.

Упав на колени и отчаянно уповая на то, что этой ночью Гаррен не унес послание с собой, она раскрыла его котомку. Потом, поглядывая на его тень за деревьями, пошарила внутри. Нащупала потертый кожаный кошель, в котором бренчали монеты, зачехленный нож с гладкой деревянной ручкой и, наконец, что-то шерстяное, хранившее тепло его тела — наверное, сменную тунику. И укололась об острый уголок. В складках ткани оказался спрятан прямоугольник пергамента. Забрав его, она сложила все как было, встала и развернулась, готовая убежать…

И врезалась в высокое, широкоплечее препятствие. Горячие, сильные руки с нежностью обхватили ее, и низкий голос хрипло прошептал:

— Ты все же пришла в мою постель?

* * *

Когда Доминика налетела на него, первая мысль Гаррена была о том, до чего сладко будет наконец ощутить ее под собой. Он порывисто смял ее в объятьях и вдохнул аромат влажной травы и фиалок, чувствуя, как тяжело и часто она задышала, прижатая к его груди. И только спустя мгновение понял, что ее руки сжимают какую-то вещь.

Отклонившись назад, он увидел прямоугольник пергамента и красную восковую печать на шнуре.

Вот же… маленькая интриганка. Стащила из его котомки послание.

Шок захлестнуло разочарование.

— Зачем вы его взяли? — процедил он.

Она заерзала, отчего ее бедра еще теснее прижались к его пульсирующему паху. Он стиснул зубы, сдерживая стон.

— Пусть оно побудет у меня, — шепнула она, вцепившись обеими руками в послание. Как будто у нее хватит сил удержать его. Ерзать она перестала, но ее бедра все еще оставались слишком близко. — Так надо. Чтобы отвести от вас угрозу.

— С чьей стороны? — Глупое уточнение. Не сговариваясь, они оглянулись на Ричарда, который спал за костром.

Он увлек Доминику в тень деревьев. Под порывом ветра дубы заскрипели ветвями, и на землю, стукаясь о стволы, западали желуди.

Зачем она хочет забрать послание? Что там написано? Вчера он решил не допытываться, но с прибытием Ричарда все изменилось.

— Ника, — заговорил он уже мягче. — Я знаю, вы дали слово Уильяму, но теперь с нами Ричард. Вы должны рассказать, что там написано.

— Он просил меня никому не говорить.

Она была предана Уильяму не меньше его самого. Поборов восхищение, он положил ладонь на чувствительное местечко там, где ее шея переходила в плечо.

— Ника, он доверил мне послание не просто так. Вы же знаете, я не способен причинить ему зло.

И вам тоже, добавил он мысленно, поглаживая большим пальцем ее горло, но не посмел произнести этого вслух, побоявшись сказать правду.

Сквозь шепот листвы донеслось уханье совы, которая пряталась в ветвях. Доминика молчала.