— Вам угрожает опасность. Я хочу защитить вас.

— Господь меня защитит.

— Господь никого не защищает.

— Как вы можете так говорить? — Стояла кромешная тьма, но он знал, что она смотрит на него с укоризной. — Господь спас лорда Уильяма.

Теряя терпение, он взял ее за запястья.

— Доминика, перестаньте. Или вы немедленно скажете, что там написано, или, клянусь всеми святыми, я вскрою печать и выясню это сам.

Она ахнула, сминая послание в кулаке.

— Нет, не делайте этого. Оно обращено не к Ларине, а к священнику, который следит за ее усыпальницей.

— Вы помните, что там написано?

Она кивнула.

— Тогда перескажите, чтобы мне не пришлось ломать печать.

В тишине он чувствовал, как на ее запястьях мечется пульс. Потом она высвободила правую руку. Не дыша, он позволил приложить ее к своей левой руке, ладонь к ладони, и поднять их вверх, к небесам, в молитве.

На мгновение он перенесся в озаренную свечами часовню и захотел заново услышать ее признание, вновь коснуться в мягком поцелуе ее разомкнутых губ и познать языком ее правду.

Она закрыла глаза и монотонным голосом, как священник на проповеди, начала извлекать из памяти написанное.

— К тому времени, как доставят это послание, я, без сомнения, буду уже мертв, скончавшись от руки моего брата.

Нет. Только не это.

— Но Ричард сказал, что он еще жив!

Она только покачала головой, отказываясь прерываться.

— … скончавшись от руки моего брата и вопреки усилиям моего друга Гаррена спасти меня. Во Франции Гаррен с Божьей помощью вынес меня с поля боя, где меня бросили, посчитав мертвым, и доставил домой. Дома, однако, здоровье мое начало ухудшаться. Брат медленно убивает меня. Тайком он подмешивает в мою пищу яд. Да будут Господь и Блаженная Ларина свидетелями его предательства.

Яд, это оружие трусов, травил Уильяма изнутри и просачивался наружу россыпями белесой сыпи и черных бородавок. Теперь понятно, что за опыты ставил итальянский алхимик Ричарда. Слишком ленивый и трусливый, чтобы как все младшие сыновья пробиваться в жизни самостоятельно, Ричард, этот завистливый Каин, задумал убить своего брата.

— Надо было дать ему умереть на поле боя, — пробормотал Гаррен. Спасенная жизнь стала проклятьем для них обоих. Но ведь Уильям знал, что его травят. В голове его зашумел предательский гнев. — Если он все знал, то почему ничего не предпринял?

Она сплелась с ним пальцами.

— Его разум ослаб из-за болезни. Может быть, не вся пища была отравлена. Может быть, его кормили насильно. Или же он считал, что правильнее обратиться за помощью к Господу.

— Но почему не ко мне? — Почему я ничего не замечал? Чувство вины вонзило свои клыки в его сердце. Ричард убивал Уильяма у него на глазах, а он оставался слеп.

— Как он мог — без прямых доказательств? — спросила она. Ее голос был полон сочувствия, в котором он себе отказывал.

— Мне хватило бы одного его слова. — Как ему исправить свою промашку? Может, вернуться в замок? Но он даже не знал, жив ли Уильям. По его плану Гаррену полагалось доставить послание, которое изобличит Ричарда, но что-то пошло наперекосяк. А вдруг, Церковь не накажет убийцу? — Я заставлю Ричарда заплатить за все.

Она стиснула его руку.

— Потому он и не хотел, чтобы вы знали. Но погодите. Это еще не все. Дальше он говорит о вас. — Она откашлялась и, закрыв глаза, вновь принялась цитировать: — Я требую, чтобы Церковь наказала Ричарда за убийство.