— О, я не вхожу в число этих «никому». Он сам сказал, чтобы дальше его нес я. — Как все лжецы, он отвел взгляд в сторону, но фальшивая улыбка осталась приклеена к его лицу. — Прямо перед моим отъездом. Когда мы вместе молились.

— Уверен, так оно и было, — отвечал Гаррен, уверенный, что ничего подобного не было, — но увы, я дал ему слово. Он так скрытничал, что даже писца вызвал из Уайтвуда.

Взгляд Ричарда прошелся по лагерю и остановился на его жертве.

— Я видел в замке только одного писца — Доминику.

Гаррен не сводил с него глаз. Привыкший изворачиваться и лгать, Ричард научился легко распознавать чужую ложь.

— Я знаю только то, что мне было сказано. Может, там содержится какое-то секретное покаяние. — Он заставил себя дружески похлопать Ричарда по спине. — Будем надеяться, святая услышит всех — и Уильяма, и меня, и тебя с молитвами о его здоровье.

Губы Ричарда растянулись.

— И Доминику.

Мышцы Гаррена напряглись, как натянутая тетива.

— Доминику?

— Ну да, — с невинным видом ответил тот. — Она же молится о том, чтобы вступить в орден.

Земля под его ногами пошатнулась, будто он снова попал на топкую почву болот. Что еще известно Ричарду? Непроизвольно он вытер руку, которой хлопал Ричарда по спине.

— Такой верой, как у нее, можно двигать горы.

Ричард дернул носом.

— Ей больше подошло бы другое призвание.

Девчонка не создана для пострига, сказала мать Юлиана. И Ричард был с нею согласен. Гаррен закашлялся, боясь выдать охватившую его тревогу.

— Что ты имеешь в виду?

— Происхождение у нее, ясное дело, самое низкое. Кто еще подбросит свое дитя в монастырь, если не какая-нибудь шлюха?

Гаррен сдержал позыв броситься на ее защиту. Нельзя давать Ричарду основания подозревать, что Ника ему дорога. И он равнодушно спросил, изображая праздное любопытство:

— И какое призвание ей подходит?

— Из нее получится превосходная любовница. — Ричард осквернял ее одним своим взглядом. — Ты не согласен?

Тело Гаррена было согласно, но от грязного намека в крови закипел гнев. Неужто Ричард задумал обесчестить ее перед тем, как убить?

— Не знаю. На мой вкус она высоковата.

— В самом деле? — Ричард приподнял брови. — Вчера ночью мне показалось, что я видел вас вместе в лесу.

Разговор зашел в опасное русло.

— Тебе показалось. Зачем мне обхаживать девицу, которая любит Бога больше мужчин?

— Она еще не монашка, знаешь ли. — На дне карих глаз Ричарда плескалось похоть. Выражение его лица стало плотоядным. — И, по-моему, вряд ли когда-нибудь ею станет.

Внезапно Гаррен понял, что будет с Доминикой потом.

Гнев на Ричарда и настоятельницу вспыхнул в его душе ярко, как молния.

А затем обрушился на него самого.

Это он — и никто иной — за тридцать сребреников пообещал сломать Доминике жизнь, даже не познакомившись с нею. Это он вознамерился стать орудием, который уничтожит ее мечты. Не Божьим орудием и не Сатаны, а всего лишь орудием коварного сговора между Ричардом и матерью Юлианой.

Ричард смотрел на него, улыбался и ждал.

Гаррен остыл. Гнев превратился в холодную ярость. Вот еще одна причина для того, чтобы убить Ричарда. Со своим собственным чувством вины он разберется позже, потому что прямо сейчас игра становилась очень опасной. Если Ричард уверен, что он хочет совратить Доминику, нужно поддерживать эту уверенность, иначе этот подонок возьмется за нее сам.