Вкруг зашумели, мол, искупили, коли геройски бились, так искупили…

– Тати они, что ж… в тати по-разному попадают…

– Да… бывает, что и по дури, а как прижмет, так нутро человеческое высвечивается сполна.

– Ага, бывает, с виду хороший человек, достойный, а как придется туго, так дрянь дрянью, а тать так и вовсе наоборот…

Прощение разбойникам, бившимся рядом с Евпатием Коловратом, от дружины Романа Ингваревича вышло полное.

Разведка донесла, что татары близко, хотя можно было бы и не говорить, движение огромного войска слышно издали. Сотники начали выстраивать своих воинов, как было договорено, все подтягивались, проверяли упряжь, оружие, обменивались насмешливыми замечаниями. Дружинники князя Романа Ингваревича уже встречались с этой силищей, хорошо помнили, и что их много, и то, как атакуют.

Вот из-за поворота показались первые ряды разведчиков, чуть покрутились и бросились обратно. Догонять их не было смысла, потому русские полки не двинулись с места. По берегам в кустах спрятанные лучники наложили стрелы на тетивы. По задумке князей и воевод они должны сбить первый бросок татар, чтобы нарушился их ритм движения.

Бой был жестоким, татар слишком много, тумен хана Кюлькана обошел вокруг и оказался почти в тылу у рязанцев и коломенцев. Другой тумен также вышел во фланг Всеволоду Юрьевичу. Бились долго и страшно, но силы неравны, слишком большой перевес. Роман с тоской думал, что и дружина великого князя тоже мало помогла бы. Воевода Глеб был прав, с первой минуты битвы татары упорно прорывались к князьям, угадывая тех по плащам. Поняв, что только зря положит людей, Роман дал команду пешцам отходить в лес. Их самих прижали к надолбам. Теперь бы ударить Всеволоду сбоку, но тот увидел, что воеводу в плаще Романа посекли, а пешцев осталось мало, и поспешил увести оставшуюся часть дружины.

Вот когда Роман пожалел, что не рассказал Всеволоду о придумке с переодеванием! Но изменить что-то было уже нельзя, Всеволод Юрьевич уверен, что сам Роман погиб, а его дружина разбежалась. Роман дал знак отходить и своим. Но позади был уже тумен хана Кюлькана с самим ханом во главе, что бывало крайне редко. Роман перехватил копье Евпатия покрепче, вот он, случай отомстить за убитого боярина!

На хана летел какой-то простой воин, но в его воинском умении сомневаться не приходилось. И все же Кюлькан не отвернул, не скрылся за спинам кебтеулов, напротив, он мгновенно выскочил чуть вперед, чтобы поразить этого уруса своим копьем, подав тем самым пример остальным воинам. Но урус не стал дожидаться удара хана, он почти метнул свое копье, одновременно ловко уклоняясь от ханского и… Вопль нескольких глоток кебтеулов Кюлькана пробился даже сквозь шум боя. Хан откинулся на спину коня, пробитый копьем уруса, а тот, выхватив меч, уже вовсю бился со следующими. Бой захватил весь тумен, кроме кебтеулов, им было не до него. Подхватив своего господина, кебтеулы поспешили прочь, но бесполезно, Кюлькан смотрел неподвижными глазами и не стонал.

А дружина Романа, пробившись через несколько растерявшиеся от убийства хана ряды татар, уходила по Оке. Снова приходилось оставлять поле боя врагу, но биться до последнего не имело смысла, еще чуть, и через окружение не пробиться, тогда только судьба Евпатия с его людьми. Конечно, это славная гибель, но князь Роман предпочитал еще повоевать. Он понял главное: такими малыми силами их можно бить только как Евпатий Коловрат – отдельно каждую тысячу, не давая никакого покоя.

Теперь предстояло оторваться от преследователей, решить, куда уходить, и, обновив запас стрел, залечив раны, снова бросаться в бой, чтобы враг не чувствовал себя на русской земле спокойно ни минуты.