Харон взял Ивана подмышки и поволок. Притащил куда-то, усадил на деревянный табурет и надавал по щекам.

    – Давай, давай, очухивайся! Некогда тут с тобой возиться.

    Сознание постепенно возвращалось к парню. Вот он вновь обрел способность соображать и опасливо глянул по сторонам. Зажмурился. Снова открыл очи.

    – Чего зенками-то хлопаешь? – глумливо вопросил человек в кресле.

    Никакого старика с израненной головой в каземате не было. Равно как и «колпака» со щипцами. Помстились они ему, что ли? Ведь и жаровни след простыл, а на столе накрыта скатерть и стоит кувшин с вином, со стаканами да закуской.

    Он принюхался. Колбаса. Жареная.

    При мысли о жареном чуть не стошнило.

    – Ведаешь ли, кто перед тобой? – поинтересовался головастый.

    – Приап… – ляпнул, не подумавши, и тут же прикусил язык.

    – Ты чего, дурень?! – отвесил ему Харон тяжелый подзатыльник, от которого студент мало не сверзился с табурета. – Это ж его сиятельство граф Ляксандра Иваныч Шувалов! Уразумел?

    Глава Тайной канцелярии! Вот угораздило же!

    Античное прозвище, вероятно, показалось графу забавным. Возможно, даже лестным. Потому что растянул бледные губы в милостивой усмешке и жестом осадил излишнюю ретивость помощника.

    – Я так чай, ничего полезного ты следствию сообщить не можешь? Ведь верно?

    Пытливо уставился на Ваню.

    Юноша склонил буйну голову и кивнул.

    – Зачем слово и дело выкрикнул? Высечь хотели?

    И опять кивнул студиозус. Все знает Александр Иванович. На то и поставлен государыней, чтобы знать обо всем, что только на Руси делается.

    – Эх, Ваня, Ваня! Видел бы тебя покойный батюшка…

    При воспоминании о скончавшемся прошлой зимой родителе парень горестно всхлипнул, а затем и разрыдался. Ревел, словно маленький, оплакивая свою минувшую и грядущую долю.

    Шувалов не мешал. Лишь приказал Харону поднести гостю вина.

    Гостю? Он не ослышался?

    – Нет, Ваня, не ослышался, – прочитал его мысли граф. – После всего, что ты в университете натворил, показываться там прямо сейчас тебе не с руки. Да и для ведомства, кое я возглавлять государыней поставлен, будет порухой, коли так быстро на круги своя возвернешься. Оттого и приглашаю тебя недельку-другую у нас погостить…

    Барков скукожился на табурете испуганным зайцем.

    – Не дрожи, не дрожи, вьюнош. Разве ж мы такие страшные?

    С притворным удивлением взглянул на помощника. Тот угодливо загоготал.

    – А чтоб не так скучно тебе гостевалось… – Шувалов сделал паузу, – изложишь на бумаге все, что до нравов, в заведении вашем царящих, касаемо. Подробненько так, не скупясь на слова. О профессорах, о ректоре, о господах студиозусах. Ты ведь способный к сочинительству. Я ведаю.

    Приап. Точный Приап! Так его оттягал. До изнеможения. Этак, что почувствовал себя распоследней непотребной девкой.

    И правильно. Чтоб впредь неповадно было грешить. Чтоб знал, кому можно еть себе подобных, а кому и не положено.

    «Прогостил» целых две недели.

    И ведь таки написал, что было велено.