Они пришли на следующий день: очень худая, какая-то выцветшая женщина с выражением вечной брезгливости на лице и вальяжный, полный мужчина, в каждом движении которого чувствовалась привычка повелевать.

— Похоже, властительная Лиодора, наш маленький трофей наконец-то очнулся! — пророкотал он, встретившись взглядом с Клариссой.

— Кризис миновал, пока все складывается удачно, — равнодушно откликнулась названная Лиодорой, лорнируя девочку. — Лишь только она сможет ходить, переведем к остальным: как раз имеется одна несформированная тройка.

Властитель — девочка почти не сомневалась в этом — склонился над койкой, изучающе разглядывая лежащую. В ноздри ей ударили запахи дорогого табака, одеколона и бренди. Мужчина довольно улыбался в короткую густую бороду, но только губами — выпуклые глаза оставались холодными и внимательными.

— Твоя поимка стоила нам двух эпигонов, крошка! Надеюсь, ты оправдаешь столь высокую цену… Я бы на твоем месте очень постарался.

— Она вас не понимает, Митробий, — покачала головой Лиодора. — Действие зелья еще не прошло, ее разум затуманен.

— В самом деле? — усмехнулся Властитель. — А мне вот почему-то кажется, что понимает, причем очень хорошо… Присматривайте за ней как следует, голубушка! Этот хилый ребенок ухитрился два раза оставить с носом наших общих знакомых.

— Из замка убежать невозможно, — сухо отозвалась Лиодора.

В справедливости этого утверждения Кларисса убедилась спустя неделю, как только встала с постели. Ходить все еще было трудно; от слабости ее пошатывало — но начальство Школы такие мелочи совершенно не волновали. Толстая краснолицая женщина бесцеремонно подняла ее с постели и, ни слова не говоря, повела куда-то. Они спустились по узкой и темной лестнице. Каменные ступени под ногами стерлись от времени. Снизу наплывали клубы горячего пара; кирпичная стена сочилась влагой — на ней оседал конденсат. В подвале, среди кипящих котлов с грязным бельем, за девочку взялись две тетки — словно родные сестры первой, такие же багроволикие и бесформенные, будто мешки с картошкой, под своими серыми платьями. Клариссу раздели донага и усадили на холодный дощатый табурет; одна из женщин деловито обшарила карманы ее платьица — и небрежно швырнула его в распахнутую пасть бойлерной печи. Другая взяла ножницы и принялась за дело с азартом овечьего стригаля. Лязг стоял оглушительный. Пряди светлых волос, падая на пол, неприятно щекотали спину и плечи; их было на удивление много… «Неужели она решила остричь меня наголо?» — вяло удивилась Кларисса. Она даже подняла руку, чтобы определить это на ощупь, но краснолицая вдруг рявкнула на нее, да так злобно, что девочка сочла за лучшее не шевелиться до самого конца экзекуции. После стрижки ее заставили влезть в ванну, полную обжигающе-горячей воды, сыпанули на макушку и плечи горсть какого-то порошка и долго, с остервенением терли грубой мочалкой — так, что кожа сделалась ярко-красной. Окатив девочку напоследок из шайки, мучительница удалилась в полумрак — и тут же появилась снова, неся стопку одежды и ветхое до прозрачности полотенце. Все это без единого слова было вручено Клариссе. Сшитое из грубой ткани платье показалось ей слишком широким; но впоследствии она поняла, что это единый фасон для всех воспитанниц Школы.

Школой ее обитатели величали угрюмый, обветшалый замок, расположенный в нескольких часах езды от Уфотаффо, среди унылых вересковых холмов. Населяло ее около полусотни детей в возрасте от шести до четырнадцати лет, немногочисленная обслуга — и несколько Властителей. Старшие ученики, эпигоны, совсем недавно убыли куда-то, все разом. Где и как они теперь жили — о том среди воспитанников ходили самые разнообразные слухи; действительность же была покрыта тайной.