Она услышала, как он крикнул ей вслед:

— Мадемуазель Гардения, куда же вы? Подождите!

Завернув за угол маленького киоска, торговавшего газетами и табаком, она пустилась бежать, огибая деревья и выбирая тропинки, по которым не смогла бы пройти лошадь.

Она бежала быстро, не оглядываясь, и когда спустя несколько минут наконец увидела перед собой Мабийон-хауз, дыхание ее прерывалось и сердце выпрыгивало из груди.

Только когда она достигла подъездной аллеи, ведущей к дому, она оглянулась и убедилась, что графа уже не видно. Он испортил ей все утро своими сплетнями, намеками и больше всего тем, что имел наглость предположить, будто она готова принимать его подарки! С какой стати тете Лили при ее богатстве брать подарки от мужчин? Она хотела и в то же время боялась найти ответ на этот вопрос, приводящий ее в такое замешательство.

Входную дверь открыл ей лакей, который посмотрел на нее с изумлением, но не сказал ни слова. Гардения взбежала по ступенькам и поспешила в свою комнату. Неужели это единственное место, с грустью спросила она себя, где она могла бы чувствовать себя в безопасности?

Она увиделась с тетей только во время обеда, и после того, как Гардения извинилась за то, что не смогла накануне вечером поехать в театр, они отправились в экипаже на прогулку, заехали в несколько магазинов и к чаю вернулись домой.

Когда тетя отправилась отдохнуть к себе наверх, Гардения подумала, что ей лучше не оставаться внизу на случай, если появится барон. Конечно, навряд ли он приедет так рано, но лучше не рисковать. Она направилась в библиотеку, чтобы взять почитать какую-нибудь газету, приготовившись в случае необходимости, чтобы не встречаться с бароном в холле, выскользнуть через потайную дверь и по черной лестнице, по которой она поднималась в день своего приезда, пробраться к себе наверх.

Она находилась в комнате не более минуты, когда услышала, как у входа зазвонил колокольчик. Навряд ли это мог быть барон, но, взяв газету, она принялась искать потайную пружину, с помощью которой экономка открывала дверь, ведущую на черную лестницу. К своему ужасу, она обнаружила, что там, где она рассчитывала ее найти, ничего не было. Ей казалось, что она так хорошо запомнила это место. Она лихорадочно принялась снимать с полки книги одну за другой, как вдруг дверь библиотеки распахнулась и она услышала, как мажордом сказал:

— Мне кажется, герр барон, что мадемуазель находится здесь.

Она быстро обернулась, лицо ее побелело, а глаза расширились от испуга. В комнату вошел барон, показавшийся ей еще более важным и суровым, чем обычно.

— А, вы здесь, Гардения, — сказал он. — Мажордому показалось, что он видел, как вы вошли сюда.

— Нам не о чем с вами говорить, — запальчиво ответила Гардения.

— Мое милое дитя, — сказал барон, разводя руками. — Позвольте мне извиниться. Боюсь, что вчера я напугал и расстроил вас. Это было очень глупо с моей стороны. Вы должны понять, что я смотрю на вас только как на ребенка. Вы могли бы быть дочерью моего дорогого друга, герцогини. Когда я поцеловал вас, а я полагаю, что именно это вас рассердило, это был поцелуй отца или дядюшки, не более того, уверяю вас.

В то время Гардении показалось, что это был далеко не отеческий поцелуй, но теперь она сказала себе, что она слишком неопытна, чтобы судить об этом. Может быть, немецкие отцы и дяди действительно целуют своих детей в губы. Конечно, у англичан это не принято. Но, как она часто замечала, иностранцы во многом от них отличаются. Она слегка расслабилась. Глупо было держаться столь воинственно, когда барон готов извиняться с таким уничижением.

— Мы должны стать друзьями, Гардения, — говорил он, и она чувствовала, что он прилагает все усилия, чтобы его голос звучал мягко. — Мы оба любим одного человека, мы оба хотим, чтобы она была счастлива.