Изменить размер шрифта - +
Не о такой картине я мечтал с утра пораньше, это точно, а вижу я следующее: на моем идеально белом диванчике, похожем на снежный сугроб, привезенный прямиком с Антарктики, восседает моя вчерашняя барменша с большой… Ощущаю подступившую к горлу желчь и усилием воли загоняю ее обратно в желудок. Так вот эта… с большой грудью… сидит на моем диване и кормит почмокивающего младенца на своих руках. Тот так крепко вцепился в ее сосок, что аж губенки побелели…

Отступившая было дурнота снова накрывает меня с головой, и я, сопровождаемый улыбкой незнакомки, кидаюсь в ванную, где меня и выворачивает в унитаз. Причем, чем отчетливее припоминаю кормящую мамашу, тем отчаяннее хочется блевать…

Самая отвратительная картина в моей жизни!

Телка и ее кровосос-вампиреныш.

Зычно и со смаком выругиваюсь, умываюсь холодной водой и полощу рот… Так, с этим нужно что-то делать! И немедленно.

— Тебе полегчало? — доносится до меня голос этой… с младенцем.

И я цежу себе под нос:

— Полегчает, когда ты уберешься из моего дома. — Потом срываюсь с места и, замерев на почтительном расстоянии от кормящей мамаши, интересуюсь: — Что ты здесь делаешь? Я тебя точно не приглашал… особенно с этим.

Девушка качает головой.

— «Это», чтобы ты знал, — произносит она оскорбленным тоном, — моя дочь, Ангелика. — И да, ты приглашал меня в свой дом, можешь не сомневаться.

— Возможно, чтобы перепихнуться, — парирую ее слова, — но уж точно не пожить… да еще и с этим, — тычу в ребенка вытянутым пальцем.

Моя собеседница демонстративно отнимает ребенка от груди, застегивает бюстгальтер для кормящих и поправляет задранный край футболки.

— Ну-ну. — Она поднимается с дивана, похлопывая кровососку по спине. — Не пугайся этого злого, нехорошего дядю, — обращается она к дочери, — уверена, он сейчас все вспомнит и снова станет нормальным, воспитанным человеком.

Я злобно вскидываюсь:

— Я абсолютно нормален, черт тебя подери! Из нас двоих ненормальная только ты. — И с напором: — Кто ты вообще такая?

— Барменша, — отвечает та. — Мне казалось, мы вчера хорошо поняли друг друга…

— Вчера, — цежу сквозь стиснутые зубы, — при тебе не было этого младенца.

— Конечно, не было, — в тон мне отвечает девушка, — не потащу же я трехмесячного ребенка в прокуренный сигаретами бар. Ангелика оставалась у моей знакомой…

— Так и проваливай к этой знакомой! — ору я вскипевшим от гнева голосом. — Убирайтесь и ты, и твой младенец. Немедленно!

От собственного ора у меня даже уши закладывает, а боль в голове усиливается. Вот ведь пакостная ситуация! А девица, словно собираясь добить меня, произносит:

— Мне некуда идти, я тебе еще прошлой ночью об этом говорила.

— Ты ничего мне не говорила, — произношу почти по слогам. Для пущего эффекта. — Я вообще вчера с тобой не говорил… — Замечаю ее хмурое лицо и поспешно добавляю: — Разве что пригласил перепихнуться, — и с издевкой, — на что ты довольно легко согласилась. Шлюшка пышногрудая! — изображаю руками изгибы ее фигуристого тела.

— Урод, — не остается она в долгу.

Мы молчим целую минуту, хмурые и рассерженные, а потом незнакомка плюхается на мой диван и твердо заявляет:

— Я не виновата, что ты ничего не помнишь — я остаюсь. Мы, — поправляется она, — мы остаемся, — и прижимает к себе ребенка.

Быстрый переход