|
Там стояла темно-синяя машина – «рено» модели 1991 года. – Какая у Йоранссона машина? – спросил Ниеминен. – Он ездит на «саабе». Ниеминен кивнул, вытащил из кармана куртки ключи и отпер дверь в глубине хлева. Ему достаточно было только заглянуть в помещение, чтобы понять, что он опоздал, – двери тяжелого шкафа для хранения оружия были распахнуты. Ниеминен скривился. – Около восьмисот тысяч крон, – сказал он. – Что? – спросил Валтари. – В этом шкафу у «Свавельшё МК» хранилось около восьмисот тысяч крон. Наши деньги. Только три человека знали, где «Свавельшё МК» хранит деньги в ожидании подходящих возможностей вложить их во что-нибудь или отмыть, – Виктор Йоранссон, Магге Лундин и Сонни Ниеминен. Нидерман в бегах. Ему нужны наличные, и он знал, что деньгами занимается Йоранссон. Ниеминен закрыл дверь и медленно вышел из хлева, напряженно раздумывая и пытаясь оценить масштабы катастрофы. Часть доходов «Свавельшё МК» обращена в ценные бумаги, до-ступ к которым имелся у него самого, еще часть можно восстановить с помощью Магге Лунди-на. Однако значительная часть мест размещения капитала была зафиксирована лишь в голове у Йоранссона, если только он не оставил четкие инструкции Магге Лундину, в чем Ниеминен со-мневался – Магге никогда не отличался интересом к экономике. Ниеминен прикинул навскидку, что со смертью Йоранссона фирма лишилась почти шестидесяти процентов своих доходов. Это был сокрушительный удар. Главное, для повседневных расходов требовались наличные. – Что мы будем делать? – спросил Валтари. – Сейчас мы пойдем и сообщим полиции о том, что случилось. – Полиции? – Да, черт возьми. В доме полно моих отпечатков пальцев. Я хочу, чтобы Йоранссона с его сукой обнаружили как можно скорее, тогда судмедэксперты смогут установить, что они умерли, пока я сидел в изоляторе. – Понятно. – Отлично. Разыщи Бенни К. Я хочу с ним поговорить. Разумеется, если он еще жив. А по-том мы займемся поисками Рональда Нидермана. Надо привлечь к этому делу всех до единого наших людей в клубах по всей Скандинавии. Мне нужна голова этой скотины на блюде. Он, вероятно, разъезжает на машине Йоранссона. Раздобудь ее регистрационный номер. Когда Лисбет Саландер проснулась, было уже два часа дня субботы и какой-то доктор ее ощупывал. – Доброе утро, – сказал он. – Меня зовут Бенни Свантессон, я врач. Вам больно? – Да, – ответила Лисбет Саландер. – Вам сейчас дадут болеутоляющее. Но сперва я хочу вас осмотреть. Он сдавливал, ощупывал и ковырял ее израненное тело. Лисбет успела здорово разозлиться еще до того, как он закончил, но решила, что у нее слишком мало сил и лучше ей промолчать, чем начинать пребывание в Сальгренской больнице со ссоры. – Как мои дела? – спросила она. – Думаю, все будет в порядке, – ответил врач и что-то записал перед тем, как подняться. Информации ей это особо не прибавило. Когда он ушел, появилась сестра, которая помогла Лисбет разобраться с судном. Затем ей дали возможность снова заснуть. Александр Залаченко, он же Карл Аксель Бодин, обедал. Есть он мог исключительно жид-кую пищу – малейшие движения мускулов лица вызывали страшную боль в челюсти и скуле, а о том, чтобы жевать, не могло быть и речи. Во время проведенной той ночью операции скулу ему скрепили двумя титановыми винтами. Однако с этой болью он справлялся. К боли Залаченко было не привыкать. Ничто не могло сравниться с той болью, которую ему пришлось терпеть в течение нескольких недель и месяцев пятнадцать лет назад, после того как он факелом горел в машине на Лундагатан. Лечение тогда вылилось в бесконечный марафон мук. |
