Но бандиты, ошибочно
принявшие это на свой счет, могли поплатиться.
Один раз на Степин бизнес наехали гастролировавшие в Москве
чеченцы - некие “урус-мартанские”. Проанализировав по укурке это
слово, Степа путем замысловатых вычислений, связанных с номерами букв
в алфавите и порядком букв в слове, нашел в нем дважды повторяющееся
число “43” и согласился на все их требования. Но, повторив расчеты с
утра на ясную голову, он понял, что ошибся. Проверив себя еще два
раза, Степа позвонил своей крыше, тоже чеченской, - двум братьям с
библейскими именами Иса и Муса. Когда урус-мартанские приехали за
деньгами, состоялся короткий геральдический диалог, прямо в ходе
которого Иса и Муса расстреляли гостей надпиленными крестом пулями из
своих “Стечкиных”. Урус-мартанские принадлежали к враждебному тейпу.
Кресты на пулях не имели никакого отношения к христианству -
такая пуля, попадая в тело, не прошивала его насквозь, а распускалась
косматой свинцовой розой и отшвыривала собеседника назад, не оставляя
ему тех нескольких секунд дееспособности, которые часто портят все на
свете. В результате о Степе пошла слава как о расчетливом и жестоком
человеке с железной хваткой, который не просто может устроить обидчику
встречу с Аллахом, но способен даже стравить чеченов друг с другом.
Эта слава оказалась кстати, когда Степа стал расширять свой
бизнес. Числиться негодяем и убийцей было полезно. Это защищало от
человеческой подлости: души повышенной конкурентоспособности узнавали
демона старше рангом и уходили восвояси - кидать об колено тех, в ком
угадывались хоть какие-то черты Спасителя. Степа по натуре был добрым
человеком, склонным прощать обидчиков и помогать тем, кто попал в
беду, но из-за истории с урус-мартанскими это удалось скрыть от
общества.
Вскоре выяснилось, что его давнее решение поступить в финансовый
институт было мудрым выбором. Пригодились не полученные знания о
природе социалистических финансов (от них ничего не осталось в
голове), а знакомства: бывший профорг курса помог Степе
зарегистрировать собственный банк. Оказалось, что многих ключевых
людей он знает еще с тех времен, когда бизнес назывался комсомолом.
По-настоящему сложным было только одно - придумать банку название.
Над этим вопросом он ломал голову долго. Скомканные листы бумаги,
исписанные отвергнутыми вариантами (“Воробьевы горы”, “Волшебник
Гудвин”, “Великий Гермес”), заполнили сначала корзину для мусора, а
потом все углы рабочего кабинета. Сотрудникам было запрещено соединять
со звонящими, пока длятся муки творчества, и они уже начинали
беспокоиться о состоянии шефа, когда решение нашлось.
Оно было парадоксальным. Степа вспомнил надпись на спинке кресла,
увиденную в кинотеатре в день семнадцатилетия - “САН-34”. |