Надо было использовать это время с умом, и Степа
старался.
Дела шли хорошо. Он заработал много денег и спрятал часть за
границей - не потому, что чего-то боялся, а потому, что так делали
все. Но ему жалко было тратить этот необычный год только на
материальные приобретения. Древние авгуры предсказывали будущее,
наблюдая за полетом птиц с возвышенных мест. Так же и он хотел увидеть
все главное про свою жизнь с вершины, на которой оказался. Степа
чувствовал, что надо обратиться к какому-нибудь духовному авторитету,
посреднику между хаосом жизни и вечным порядком небес. Но к кому?
Отношение Степы к религии определили впечатавшиеся в память буквы
“ХЗ”, которые он ребенком увидел в церкви во время Пасхи (на церковной
стене должно было гореть “ХВ”, но одна стойка ламп не работала). Дело,
однако, было не в сходстве этого сокращения с эмблемой воинствующего
агностицизма. Все было куда серьезней. Число “43” проступало сквозь
четыре конца буквы “X” и тройку “3” (а если даже и воскрес, “В” все
равно было третьей буквой алфавита).
С такими рекомендациями библейский бог не имел в Степиной душе
никаких шансов. После юношеского чтения Библии у него сложился образ
мстительного и жестокого самодура, которому милее всего запах горелого
мяса, и недоверие естественным образом распространилось на всех, кто
заявлял о своем родстве с этим местечковым гоблином. К официальной
церкви Степа относился не лучше, полагая, что единственный способ,
которым она приближает человека ко Всевышнему, - это торговля
сигаретами.
Но это не значило, что он был вульгарным атеистом, признающим
только силу денег. Он понимал, что число “34” - приоткрытая дверь,
сквозь которую он общается с той же силой, которая доступна другим
людям через бесконечное многообразие форм, в том числе и тех, которые
пугали его своим кажущимся уродством. Но на рынке религий не было
продукта, который мог бы утолить его тоску по чудесному лучше, чем
общение с числами.
Во всем, что выходило за пределы его тайного завета, Степа, как и
большинство обеспеченных россиян, был шаманистом-эклектиком: верил в
целительную силу визитов к Сай-Бабе, собирал тибетские амулеты и
африканские обереги и пользовался услугами бурятских экстрасенсов.
Поэтому, когда он ошутил потребность в духовном напутствии, он
отправился к болгарской прорицательнице Бинге, которая считалась в то
лето в Москве хитом сезона. Говорили, что Бинга видит чужое будущее
так же ясно, как обычный человек свое прошлое.
Бинга оказалась полной женщиной, одетой в ворох пестрых тряпок. В
комнате, где она принимала посетителей, пахло травами, пучки которых
сушились на нитке под потолком. По углам стояли обломок античной
колонны, почерневшая прялка, ламповый приемник “Siemens” и древняя
закопченная лавка. |