Поэтому добравшийся наконец до него
парадигматический сдвиг вызвал в Степе то же восторженное чувство,
которое поэт Маяковский в свое время выразил в словах: “Сомнений не
было - моя революция!”.
Новое пришло к Степе с большим опозданием. Постоянная близость
Исы и Мусы мешала поверить в реальность происходящих в стране перемен.
Теперь, когда главную занозу вынули из мозга, горизонт показался
безоблачно-чистым. Но сомнение все равно мелькнуло на дне души: Степа
помнил, что за границей при написании даты сначала ставят месяц, а
потом уже число, и тогда выходило, что жизнь по новым порядкам сулит
ему самое настоящее “43”. Но с этой мыслью жить было нельзя, и Степа
не хотел даже начинать ее думать.
Ветер смерти, подувший совсем рядом, временно сделал его смелым
человеком - он понял, что боялся не того, чего следовало, и, как часто
бывает, до следующего сильного испуга перестал бояться чего бы то ни
было вообще. Этим и объяснялся тот безрассудный привет, который он
послал новой эпохе. У Мюс был знакомый рекламщик, которого она
называла “циничным специалистом” и очень хвалила в профессиональном
смысле. Степа проплатил рекламную плоскость на Рублевском шоссе, как
раз в том месте, к которому выводила тропинка с его дачи. На этой
плоскости поместили огромную эмблему ФСБ - щит и меч - и придуманный
специалистом текст: “ЩИТ HAPPENS!”<От английского “shit happens” -
“проблемам свойственно возникать”.>
Через несколько дней ему позвонил Лебедкин.
- Слушай, - сказал он, - я тут по Рублевке проезжал. Где твоя
наружка стоит... Насчет картинки все ништяк. Вот только текст какой-
то...
- А что такое? - спросил Степа.
- Ты закон о языке знаешь? Ну вот. Чтоб это английское слово
убрал на хуй. Что у нас русских мало? Подумай, Степа, подумай.
Картинку не трогай, а надпись подлечи. Понял, нет?
Степа понял. Пришлось снова обратиться к циничному специалисту.
Тот придумал новый слоган, которым заклеили старый: “Все БАБы суки!”
Этот вариант Лебедкину понравился гораздо больше.
- Вот! - сказал он, позвонив прямо с Рублевки. - Чувствуется
человек, небезразличный к судьбам страны и мира. Не зря я тебе жизнь
спас, Степа...
Самое интересное, что Лебедкин говорил сущую правду. Он
действительно спас Степину жизнь.
Бизнес шел совсем не так гладко, как в дни, когда Степе
исполнилось солнечное число лет. Сложности, начавшиеся после кризиса,
не уходили, а все накапливались, постепенно сгущаясь в непробиваемую
стену напротив его лба. Это тоже в некотором роде было связано с
парадигматическим сдвигом.
В финансовом пространстве России оседала муть, в которой раньше
могли кормиться небольшие хищники вроде “Санбанка”. |