Как бы ни был я увлечен книгой Твена, ушки я держал на макушке, дабы не пропустить шагов на лестнице. Однако я не слышал ровным счетом ничего, лишь дождь негромко барабанил в окно.

Матушке полагалось уже вернуться. Сразу после ужина она ушла обучать игре на скрипке Лиз МакНотон, которая потеряла ногу в аварии на Ломбард Стрит. Меня это, разумеется, ничуть не красит, но я от души желал Лиз лишиться руки, а не ноги. В таком случае ее музицирование оказалось бы под большим вопросом, и матушка была бы избавлена от необходимости тащиться к ней в глухую ночь, а я был бы избавлен от волнений.

Теперь же я волновался.

Я никогда не был спокоен, когда матушка уходила по ночам. У меня не было отца, не было ничего, кроме смутных воспоминаний о том, что был он солдатом Беркширского полка и пал от афганской пули в сражении при Майванде[1], когда я был совсем малышом. Проведя детство без отца, я ужасно боялся лишиться еще и матери.

Размышляя, что могло задержать ее этой ночью, я навоображал себе уйму ужасов, которые могли с ней приключиться. И в более мирное время она могла быть сбита экипажем, попасться на дороге каким-нибудь головорезам или встретить еще какой ужасный конец. Но когда Уайтчепелский убийца рыскал по округе со своим ножом, время было отнюдь не мирным.

В то время, как большинство обитателей Лондона знали лишь то, что прочли в газетах, я был неплохо осведомлен обо всех мрачных подробностях зверств Потрошителя через дядю Уильяма, служившего в полицейском участке на Леман-стрит. Он не только первым лично видел тела двоих жертв прямо на месте убийства, но и с изрядным восторгом передавал мне (когда матушка не слышала) чудовищные описания того, что лицезрел. О, как блестели лукавым задором его глаза! Не сомневаюсь, что он был страшно доволен, видя как я, должно быть, бледнел. Тем не менее, мне всегда хотелось услышать как можно больше подробностей.

Той ночью, ожидая матушкиного возвращения, я искренне желал никогда ничего не знать о Потрошителе.

Я твердил себе, что бояться его нечего. Как-никак, квартира одноногой Лиз была не ближе к Ист-Энду, чем наша. Потрошителю пришлось бы далеко забрести от своих охотничьих угодий, прежде чем он очутился бы у нас по соседству. Кроме того, было еще слишком рано для его появления. И убивает он только проституток.

Матушке его опасаться совершенно нечего.

Однако от переживаний у меня разболелась голова. Мало-помалу я отложил книгу и стал ходить по комнате взад-вперед, весь в беспокойстве. Так продолжалось до тех пор, пока внизу не хлопнула громко дверь. Затем на лестнице раздались тяжелые, неуверенные шаги. Мамина походка была обычно быстрой и легкой. Снедаемый любопытством я бросился на лестницу посмотреть, кто пришел. Там, согнувшись под тяжестью Рольфа Бернса, стояла матушка.

— Мам!

— Дай мне руку.

Я сбежал вниз и подхватил этого негодяя с другой стороны. Он был пьян в доску, и от него разило ромом. Не в состоянии держаться на ногах, пока мы тащили его по лестнице, он что-то бормотал и ворчал в хмельном недоумении.

— Мы же не потащим его в комнату?

— Именно это мы и сделаем.