-  С ума сошла девчонка…

    -  А вы выздоровели?

    -  Уж чего не знаю, того не знаю, - Бабушка чуть улыбается. - Иди спать.

    -  А вы? Давайте я доктора вызову, или, может, Костю лучше позову, чтоб он…

    -  Нет-нет, - Алентипална почти напугана. - Тормошить начнут, не хочу. Иди спать, Светочка, и я тоже еще немножко посплю. Ладно?

    -  Ладно, - улыбка сияет сквозь слезы, как солнце в дождь. - Все будет хорошо, да?

    -  Я уверена. И, Светочка…

    -  Что?

    -  Передай ребятам… - шевелятся ее губы, все медленней и трудней, - что я их… всех очень… люблю.

    -  Ага…

    Флейта уходит, намеренная все-таки кого-нибудь разбудить и, по крайней мере, сообщить радостную новость, а Бабушка вновь смыкает веки. Летят минуты; сменяются симфонии, легкие и солнечные, словно бабочки; наконец, приходит сон, сон тихий и сладостный, какой достается святым.

    Вязкая плоть биопластика перестает едва заметно пульсировать и начинает отделяться от тела Алентипалны.

    В четыре тридцать утра семнадцатого октября 2*** года Валентина Павловна Надеждина, председатель комиссии по делам несовершеннолетних, куратор Райского Сада, третий триумвир Седьмой Терры, скончалась.

    В сокровенном сердце родового жилища - прохлада и полумрак. Пусты стены, некогда украшенные; нагое ложе ожидает в углу. Здесь, в своих покоях, Цмайши хранила вещи, привезенные из дома, с Кадары. Почти все распродано. Что-то раньше, что-то позже ушло в лапы не-людей, торговцев экзотикой… То немногое, что осталось, великая старейшина сама велела унести.

    Сколь малого она хочет: всего лишь умереть под родным солнцем.

    Судьба не уделит ей такой милости.

    Женщины, что в ее власти, осторожничают, боясь ее гнева: говорят мало, умалчивают о многом. Но разума Цмайши пока достаточно, чтобы догадываться и знать. Для того, чтобы душа ее нашла покой, чтобы сердца ее остановились в счастье, нужна сущая малость. Связь с Кадарой восстановлена, сообщение становится регулярным, и вслед за послами к прародине расы отправляются уже гости, дети, старухи, помнящие былое… говорят, там рады были вновь увидеть благородную Суриши, женщину, что от вождя зачала и родила вождя.

    Сам вождь благоразумно занимается другими делами.

    Так.

    Вернуться. Вернуться в давным-давно разоренный дом, на пепелище, которое успело зарасти лесом и вновь стать ожогом на теле земли, вернуться, спустя много десятилетий снова полюбоваться пляской воздуха ввечеру над кряжем Ненэрхар. Увидеть, как меркнет Солнце, и загораются сопутствующие светила, Сетайя и Чрис’тау. Почувствовать кожей ветер, летящий со злых песков Аххарсе. Услышать яростные крики детей, загоняющих добычу. Пройти по развалинам Шайраи-Тхир, великой столицы, найти место, где два века назад увидела свет, выбравшись из материнского чрева. Сидеть под куполом неба, изукрашенным звездами, думать о прошлом, вспоминать совершенное. Приметить на горизонте разгорающийся свет утра, улыбнуться и испустить дух…

    Уйти хорошо.

    Это так просто сделать.

    Нужно всего лишь пойти на поклон к выродку.

    Он ничтожен, он мягок сердцем, он до сих пор не решился убить Цмайши, и он не посмеет даже отказать ей, зная, какие злые слова скажет она о нем на Кадаре. Мерзавка Эскши оскалит клыки, но мягкосердечие - заразная немощь, и она, сильная женщина, не сумеет пойти поперек Л’тхарны.