Ему следовало оставить ее в городе с Лопесом, вместо того чтобы гоняться за ней как влюбленный мальчишка.
Но черт возьми, как он хотел эту страстную Аманду, которая бросала на него горящие взгляды; ее губы чуть раскрывались, она танцевала все ближе и ближе к нему, и от напряжения на ее коже выступили мерцающие капельки.
О да, она знала, что он желает ее. Ее губы приоткрылись в полуулыбке, показывающей белые зубы, она учащенно дышала, закидывая голову назад. Ее темные волосы, влажные на висках, вились мелкими колечками надо лбом, и она отбрасывала их плавным движением, ее взгляд не отрывался от его глаз.
Внезапно остановившись, Рафаэль схватил Аманду на руки и понес в чернильную темноту за границу лагеря. Несколько долгих минут никто не произносил ни слова, потом Маргарита услышала, как кто-то шепотом признал, что американка танцует довольно-таки хорошо.
Теперь дни были разделены на посещения: время, когда Рафаэль возвращался из вылазок по поручению Эскобедо, Аманда считала короткими визитами, а время, когда он отсутствовал, всегда казалось ей бесконечным.
Часто Аманда просыпалась среди ночи и находила Рафаэля лежащим рядом с ней, погруженным в усталый сон; его сапоги все еще покрывала дорожная пыль. А потом, всего лишь через несколько часов, он снова уезжал, в очередной раз оставляя ее.
Аманда с обновленной энергией погрузилась в повседневную работу: что угодно, лишь бы забыть о напряжении между ними, о долгих, задумчивых взглядах, которыми он смотрел на нее, как будто пытаясь решить, позволить ей остаться с ним или нет.
А лучше ли для нее остаться с ним, если он постоянно обвиняет ее в том, чего она никогда не делала? Черт возьми, придет день, когда ему придется выслушать ее — действительно выслушать, и когда он в конце концов скажет, что верит ей.
— Рафаэль не может признаться в этом даже себе, — сказал ей Рамон; его темные глаза переполняла жалость. — Но однажды он это сделает, сеньора, я уверен.
Рамон был для нее огромным утешением: изо всех сил стараясь рассмешить ее, он пытался как мог объяснить мрачное настроение Рафаэля и при этом оставался на нейтральной позиции.
— Я могу делать это, потому что одинаково люблю вас обоих, — серьезно объяснял Рамон, — но должен признать, что вы гораздо красивее, чем Эль Леон.
И все же Рамон не мог помочь в самые плохие времена, когда Рафаэль возвращался в лагерь, переполненный горечью и саркастичными замечаниями.
— Агнес дю Сальм только что приехала из Такубайи, — сообщил Рафаэль Аманде как-то днем, наблюдая за ее реакцией с циничным весельем. — Ты помнишь свою подругу — ту, что была твоей компаньонкой, когда ты дрейфовала от одного любовника к другому? Она заставила глупого генерала убедить Диаса позволить ей поехать в штаб-квартиру Эскобедо.
И Агнес действительно приехала в нелепом ярко-желтом фиакре в сопровождении своей горничной и терьера Джимми. Ее появление в последний день апреля вызвало сенсацию.
— Ты прекрасно знала, что так и будет, — рассмеялась Аманда, найдя Агнес в уютной асиенде, где ее разместили. Она была безумно рада снова увидеть старую подругу. — Сколько женщин смогли бы проехать сотни миль по этой кишащей разбойниками дороге в таком экипаже, чтобы навестить своего раненого мужа?
— Да все, кто хочет довести дело до конца, когда эти посмешища-мужчины сидят и ждут приказов, — быстро парировала Агнес. — О, Аманда, я так рада снова видеть тебя! У тебя все в порядке? — Она импульсивно обняла ее, справилась о Стивене, а потом проворковала с Лукавой улыбкой: — Полагаю, ты нашла своего прекрасного хуариста — того, кто так долго делал тебя несчастной?
— Да, я нашла его.
— И он все еще делает тебя несчастной, как я вижу. — Агнес глубоко вздохнула и усадила Аманду рядом с собой на длинную кушетку в тени веранды. |