Миколайчика далее июня (напомним, визит откладывался по инициативе американского правительства более полугода). Семь миллионов поляков всегда голосовали в США как единый блок, и демократическая партия в этом блоке нуждалась. Но Рузвельт предпринял все же специальные меры, чтобы визит Миколайчика не нанес ощутимого удара по советско-американскому пониманию. Посол Гарриман, находившийся в мае в Вашингтоне в отпуске, получил указание убедить советское руководство, что Рузвельт будет верен тегеранской договоренности. Приезд Миколайчика не повлечет за собой общенационального обсуждения польского вопроса в США. А 17 июня президент лично писал Сталину, что визит Миколайчика "никоим образом не связан с какими-либо попытками с моей стороны вмешаться в спор между польским и советским правительствами... Я должен убедить вас, что не создается никаких планов или предложений, затрагивающих польско-советские отношения". Написано это десять дней спустя после высадки в Нормандии, где уже полторы сотни тысяч солдат закрепляли плацдарм и более всего нуждались в летнем наступлении Советской Армии. В своем ответе Сталин "высоко оценил" позицию президента США.
Подготовка к высадке во Франции делала для Рузвельта все более актуальным нахождение контакта с французскими политическими кругами. Четырнадцатого января 1944 года последовало заявление К. Хэлла, главные строки которого таковы: "Союзники надеются, что французы подчинят свои политические усилия необходимости единства для разгрома врага".
Государственный секретарь был полон решимости предоставить власть в освобождаемой Франции союзной военной администрации. "Желательным было бы, конечно, - пишет Хэлл, - общее выступление трех великих держав, но если СССР и Великобритания по каким-то причинам откажутся поставить свои подписи под американским заявлением, пусть оно служит выражением собственной политики США в отношении Франции".
Двадцать четвертого января 1944 года президент прислал Хэллу меморандум: "Я видел на прошлой неделе Галифакса (посла Англии. - А. У.) и сказал ему откровенно, что уже более года я придерживаюсь следующего мнения: Индокитай не должен быть возвращен Франции, он должен быть взят под международную опеку. Франция владела страной - тридцать миллионов жителей в течение почти ста лет, и ее жители ныне в худшем состоянии, чем сто лет назад".
Симпатизировал ли этим планам посол Галифакс? Чтобы узнать это, нужно посмотреть, о чем говорили между собой Уинстон Черчилль и Шарль де Голль на встрече в Марракеше в середине января. Ясно, что собеседники были далеки от восхваления Соединенных Штатов. Мысли, которыми де Голль делится в мемуарах, он, несомненно, изложил английскому премьеру. "Уже присутствие в этом кругу (в кругу великих держав. - А. У.) Англии зачастую казалось им (Соединенным Штатам) неуместным, несмотря на то, что Лондон всячески старался ни в чем не перечить Америке. А как мешала бы там Франция со своими принципами и своими руинами!.. Что касается Азии и ее рынков, то по американскому плану предусматривалось положить там конец империям европейских государств. В отношении Индии вопрос, по-видимому, уже был решен. В Индонезии Голландия вряд ли может долго продержаться. Но вот как быть с Индокитаем, если Франция оживет и вновь займет место среди великих держав?.. Вашингтон старался сколь возможно дольше рассматривать Францию как поле, оставленное под паром, а на правительство де Голля смотреть как на явление случайное, неудобное и в общем не стоящее того, чтобы с ним считались, как с настоящей государственной властью. Англия не позволяла себе такой упрощенной оценки положения. Она знала, что присутствие, сила и влияние Франции будут завтра, так же как это было вчера, необходимыми для европейского равновесия".
Результаты бесед в Марракеше еще скажутся в дальнейшем. Британский министр иностранных дел А. Иден писал своему послу в Алжире Дафф Куперу: "Для меня ясно, что любая мировая организация, которая может быть создана, должна быть укреплена различными системами союзов". |