В Вашингтоне компромиссный подход Хэрли уже не преобладал. Государственный секретарь Стеттиниус сообщил свое мнение Рузвельту: "Коалиция будет означать конец доминирования консервативного гоминдана и открытие пути к власти более гибким и популярным коммунистам для расширения их влияния до точки, возможно, контроля над правительством".

Такой оборот событий пугал Рузвельта. Он желал видеть четвертой великой державой мира покорный чанкайшистский Китай, целиком зависимый от США, а не неведомый ему коммунистический Китай, с его предположительной ориентацией на континентального соседа. За традиционного китайского партнера он, по крайней мере в одном отношении, пока не беспокоился. Ненависть к Мао Цзэдуну была сильнее любого импульса Чан Кайши, а это означало, что между Москвой и Чунцином стоит непреодолимая преграда.

Рузвельт думал о том, каким союзником может быть Китай в послевоенном мире. Он не верил в то, что помощь коммунистам усилит американские позиции: коммунистические регионы Китая консолидируются, и это лишь закрепит внутренний раскол в стране. Китай будет подвержен влиянию СССР (после того как Германия капитулирует) и западноевропейских держав (когда они начнут восстанавливать свой контроль в колониях). Разделенный и ослабленный Китай не сможет соответствовать той роли, которую ему приготовил Рузвельт, роли одного из четырех (а теперь, с "допущением" Франции, пяти) столпов новой системы безопасности. Теперь Рузвельт склонялся скорее к выработанным в Ливадийском дворце решениям, т. е. полагаться в разгроме японцев прежде всего на СССР, побудить его заключить соглашение с Чунцином, получить помощь Советского Союза в консолидации собственно китайских сил, показать Чан Кайши, что контрольными позициями владеют американцы и они хотят от гоминдана большей политической гибкости.

Именно в таком плане инструктировал Рузвельт посла Хэрли 24 марта 1945 года. Он просил посла вернуться в Чунцин "дальней дорогой" - через Лондон и Москву, чтобы еще раз заручиться поддержкой главных союзников относительно принципиально обговоренного в Ялте варианта решения китайской проблемы. Посол Хэрли должен был прибыть к Чан Кайши во всеоружии, облеченный доверием всей антигитлеровской коалиции.

Мы уже говорили, что излюбленным методом президента было стимулирование соперничества своих подчиненных. В китайской политике Рузвельт обращался и к Хэрли, и к начальнику штаба Чан Кайши - генералу Ведемейеру. Приехавшему в марте 1945 года в Вашингтон Ведемейеру Рузвельт приказал не оказывать помощь французам, пытающимся восстановить свою власть над Индокитаем. В Ялте Рузвельт говорил Сталину, что хотел бы получить опеку над Индокитаем; что лишь англичане, чувствуя общность исторических судеб, помогают колониальному партнеру, поскольку сами боятся потерять контроль над соседней Бирмой. Во время встречи с Чан Кайши в Каире Рузвельт договорился с китайцами, что французы Индокитай не получат. Этот курс был анафемой для Черчилля. Разве он мог забыть, как в Ялте Э. Стеттиниус развивал идеи новой системы опеки в рамках ООН (на что разгневанный премьер-министр ответил, что пока он занимает пост, этого не случится, он не намерен делить наследие своей страны). Встречаясь с Хэрли в марте 1945 года, Рузвельт говорил, что идею опеки нужно обсудить во время сан-францисской конференции, где будут выработаны статус и устав ООН.

Нужно еще раз отметить, что подобное высказывалось в условиях, когда сразу несколько процессов начали подрывать общую схему Рузвельта. СССР усилился больше, чем предполагалось. Китай оказался слабее, чем надеялись. Западная Европа не превратилась в "зону отчаяния", а стала заново собирать свои силы.