Итак, новости. Смелее, Джуди! Говори. Вы в xopoшем настроении? Да? Так вот: я провалилась по математике и по латыни. Теперь я занимаюсь ими отдельно и буду держать переэкзаменовку через месяц. Мне очень грустно, если это Вас огорчает, но сама я не очень горюю, ведь за это время я узнала столько всяких вещей! Я прочла семнадцать романов и целые пуды стихов. Книги самые нужные: «Ярмарка тщеславия», «Ричард Феверел», «Алиса в стране чудес», эссе Эмерсона, «Жизнь Вальтера Скотта» ее написал Локкарт, первый том «Римской империи» (это Гиббон) и половина «Жизни Бенвенуто Челлини». Разве не замечательно?

Как видите, я стала гораздо образованнее, чем если бы только зубрила латынь. Простите ли Вы меня, если я пообещаю больше никогда не проваливаться?

Ваша кающаяся Джуди.

Дорогой длинноногий дядюшка!

Пишу дополнительное письмо в середине месяца, потому что сегодня мне очень одиноко. Ночь — бурная, снег так и летит. Все огни погашены, но я выпила черного кофе и уснуть не могу.

У меня сегодня были к ужину Салли, Джулия, Ленора, сардинки, булочки, салат, помадка и кофе. Джулия сказала, что она хорошо провела время, а Салли осталась помыть посуду.

Я могла бы с большей пользой провести вечер за латынью, но я и так прилежно занимаюсь. Мы прошли Ливия и «De Senectute», а теперь заняты «De Amicitiae».

Надеюсь, Вы согласны представить себе, что Вы — моя бабушка? У Салли есть бабушка, у Джулии и Леноры — даже по две, и они сегодня их сравнивали. Ах, если бы у меня была хоть одна, это — такое почтенное родство! Так что, если Вы не против… Вчера в городе я видела прелестный чепчик с кружевами и лиловыми лентами. Непременно подарю его Вам, когда Вам исполнится восемьдесят три года.

Это церковные часы бьют двенадцать. Кажется, я клюю носом. Спокойной ночи, бабушка.

Любящая Джуди.

Мартовские иды.

Дорогой длинноногий дядюшка!

Изучаю латинскую прозу. Изучала. Буду изучать. Изучала бы. Переэкзаменовка назначена на семь часов в следующий вторник.

Или я выдержу, или ЛОПНУ… В ближайшее время Вы услышите, что я счастлива и свободна или — разбита вдребезги.

Когда все минует, напишу Вам почтительное письмо. Сейчас у меня экстренное свидание с ablativus absolutus.

Ваша замученная спешкой Джуди АББОТ.

26 марта.

Уважаемый мистер Смит!

Вы не отвечаете ни на один вопрос и не выказываете ни малейшего интереса к тому, что я делаю. Вероятно, Вы — самый отвратительный из отвратительных попечителей, образование же мне даете не потому, что я Вам хоть как-то важна, а из чувства долга.

Я ничего не знаю о Вас. Я даже не знаю Вашего имени. Очень неприятно писать не кому-то, а чему-то! Ничуть не сомневаюсь, что Вы бросаете мои письма в корзинку, даже не читая их. Отныне буду писать Вам только о работе.

Переэкзаменовки по латыни и геометрии состоялись на прошлой неделе. Обе я выдержала и теперь свободна.

Ваша Дж. Аббот.

2 апреля.

Дорогой длинноногий дядюшка!

Я — низкий человек!

Пожалуйста, забудьте о том письме, которое я послала Вам на прошлой неделе — мне было так плохо, одиноко, и горло болело. Я и сама не знала, а у меня начинались и грипп, и ангина, и масса всяких хворей. Сейчас я в больнице уже шесть дней. Сегодня первый раз мне позволили сесть и взять перо в руки. Главная сестра — очень строгая. Я все время думаю о Вас, и не поправлюсь, пока Вы меня не простите.

Представьте, как я выгляжу в компрессе, с кроличьими ушами. Неужели Вам меня не жалко? У меня распухли железки под языком. Целый год изучала физиологию и не знала, что они там есть! Какая тщета — образование!

Больше писать не могу, слабею, если не ложусь. Пожалуйста, простите меня за наглость и неблагодарность! Меня плохо воспитали.