Заметьте, что она могла бы полюбить Робера. Он был хорош собой, прекрасно одевался; у него был красивый, хотя немного жеманный, голос; его отношение к женщинам отличалось галантностью, все реже встречающейся в наше время. Да, несомненно, Елена могла бы без отвращения и опасения быть осмеянной стать его любовницей, но он этого не хотел… Он был очень чувственным и знал (а в Париже сведения такого рода о женщине, имевшей хоть какие-то связи, расходятся быстро), что она станет для него неловкой и холодной любовницей. К тому же у него была Лилиан, которая, не обладая гениальностью Елены, была куда больше способна на любовь.
— На продажную любовь, — сказал Лоран.
— Нет! — возразила Женни. — Я имела возможность наблюдать за этой парой вблизи. Лилиан действительно любила Робера, без всякой денежной заинтересованности, к тому же по причинам, о которых я уже упоминала, денег он ей давал очень мало. Просто существовал Мунес, все знающий и серьезный муж, уже давно живший отдельно от Лилиан, Мунес, который соглашался быть обманутым, но хотел получить от этого выгоду. Вы помните Мунеса, Кристиан?
— Конечно… Высокий, томный парень, еще не вошедший в пору зрелости, с крашеными волосами… он напоминал торговца коврами… Он руководил каким-то авангардным театром.
— Театром, в котором играла Лилиан, и вот тут-то все и завязывалось в сложный узел. Люсьен Мунес дорожил своим театром; театр приносил ему убытки, и он постоянно нуждался в спонсорах, а Лилиан нуждалась в Мунесе, чтобы получать роли, которые хотела сыграть.
— Лилиан была очень талантлива, — сказал Лоран.
— Очень, но вы не хуже меня знаете, что если ты талантлива и к тому же жена директора, это служит двойной гарантией… Я часто виделась с этой парой и слышала их разговоры, порой весьма любопытные. Мунес цинично говорил Лилиан: «Все это чудно, моя дорогая, но твой друг Вальтер обещал мне миллион, а деньги все не приходят…» В то время миллион еще мог сыграть ощутимую роль в бюджете театра. Лилиан брала меня в свидетели: «Ну, Женни, что я могу сделать? Я двадцать раз говорила Роберу, что моему мужу не помешал бы меценат; он делает вид, что не слышит, и я прекрасно понимаю почему… Он хочет, чтобы его любили ради него самого… И, что самое интересное, он этого заслуживает…» Люсьен пожимал плечами: «Но он же не думает, что я буду любить его ради него самого… Послушай, Лилиан, малышка: до сих пор я все терпел, и все понимал, и на все соглашался, и все… Но с меня довольно… Я попросил моего адвоката составить контракт — вот он, в нем оговариваются условия взносов Вальтера… Поручаю тебе его… Или твой Робер подписывает его в течение недели, или ему придется расстаться с тобой… Поняла?..» Лилиан хотела набить себе цену: «Это зависит от меня». Люсьен усмехнулся: «Нет, красавица моя, это зависит от меня… Потому что если я тебя выставлю, твой Робер на тебе не женится, не будет давать тебе роли и даже не подберет тебя… Он слишком дорожит своей жалкой жизнью светского холостяка; у него есть его возлюбленная поэтесса…» «Они только друзья», — сказала Лилиан. «О да! Так говорят… А тобой он гордится, пока ты актриса на первых ролях… А если тебе придется бегать за ангажементами, он будет гордиться?» И все это было правдой, и Лилиан это знала. Она взяла контракт, протянутый мужем, сделала вид, что пробежала его глазами, сложила и сунула в сумочку.
— И уговорила Вальтера подписать его?
— Не спешите; вы хотите узнать все сразу, Клер! Дайте мне насладиться подробностями этого рассказа… В следующую субботу (я прекрасно помню, что дело происходило в субботу, и вы поймете, что эта деталь очень важна) я обедала с Мунесами, и мне показалось, что Люсьен полностью успокоился. |