Да, я виноват, очень виноват перед Жюльеттой, и я постараюсь все исправить, вернувшись к ней, на этот раз преданно. Но признайтесь, ведь не ради того вы звали меня в Марли, один на один с вами, что хотели выполнить данное ей обещание?
Она выпустила через нос длинную струю дыма, подумала какое-то время, потом улыбнулась и вдруг смягчилась:
— Может, вы и правы… Но я вижу это иначе… Уверяю вас, в тот день, когда у меня была Жюльетта, я хотела, всем сердцем хотела, быть доброй… Для нее я пожертвовала Шанталь, которая, между прочим, в жизни для меня гораздо полезнее, чем Жюльетта… Да, потому что я огорчилась из-за вашей женушки… Только Жюльетта оказалась слишком неопытной: она рассказала мне о вас такие вещи, что у меня появилось желание поближе узнать вас… Я проговорила с вами весь вечер, в полумраке… Что вы хотите, дорогой? Я женщина, настоящая женщина, я ведь не деревянная…
Она положила ладонь на ладонь Франсиса, он быстро отдернул свою.
— Как вы боитесь меня! — сказала она с хриплым, немного нервным смешком. — Успокойтесь, о неофит верности! Я не мадам Пютифар. Вам нечего бояться.
Они, как добрые друзья, проговорили еще добрый час. Уходя, Франсис с непринужденным видом спросил:
— Скажите, Соланж, это правда то, что вы сказали мне тогда о высказывании Шанталь о моей книге? Или это еще одна ваша проделка?
— Ох уж эти авторы! — сказала она. — Вот единственное, что их по-настоящему задевает за живое… Ладно! Мне очень жаль, дорогой, но это правда.
Через несколько дней Жюльетта приехала поблагодарить Соланж:
— Вы такая милая! И умелая! Никогда бы не подумала, что такое возможно… Франсис вернулся ко мне, он снова прежний, каким был до этой истории… О Шанталь даже и речи больше нет…
— Но разве я вам не обещала этого, дорогая? — громко, торжествующе воскликнула Соланж. — Я очень хорошая подруга, вы еще увидите.
Они расцеловались.
Ужин под каштанами
© Перевод. Е. Богатыренко, 2011
— Еще чего-нибудь, месье Менетрие? — спросил официант.
— Нет, спасибо, — ответил Кристиан.
— Не стесняйтесь, месье Менетрие; спрашивайте, что угодно.
— Я знаю, спасибо, — сказал Кристиан. — Принесите жаркое из гусятины и оставьте нас.
— А месье Леону Лорану? — спросил официант. — Может быть, немного тертого сыра к бульону?
— Месье Лорану не нужно ничего, кроме покоя, — сказал Кристиан.
Погрустневший официант отошел с обиженным видом.
— Не надо его одергивать, Кристиан, — сказала Клер Менетрие, — он из самых добрых побуждений.
— Может быть, — ответил Кристиан, — но почему он перебивает, когда мы разговариваем?
Всем удовольствиям на свете Кристиан предпочитал скромный ужин в Париже, с несколькими верными друзьями, двумя или тремя блестящими рассказчиками, превращавшими вечер в непрерывный поток анекдотов, раздумий, парадоксов. Бесплатная игра ума нравилась ему больше споров о политике или литературе, которые он считал никому не нужными. В этот вечер ему удалось объединить актера Леона Лорана и писательницу Женни, и он много чего ожидал от этих двух виртуозов. В свои семьдесят лет Женни сохраняла остроумие и блеск молодости. Великолепный актер Леон Лоран жадно интересовался жизнью и книгами и был замечательным пародистом.
— О чем мы говорили? — спросила Клер.
— О Гюго, — ответил Лоран, — о Гюго и его гордости. |