|
Рисунки де Шальяка разыскали в библиотеке и принесли в комнату роженицы. Инструменты, чистые и блестящие, разложили на куске ткани в ногах постели. Акушерку привели в чувство. Все было готово — кроме самого хирурга. Алехандро, с мертвенно-бледным лицом и дрожащими руками, стоял над обнаженным животом Филомены, судорожно сжимая нож. — Не могу. — Он посмотрел на де Шальяка. — Коллега, может, вы… Де Шальяк неохотно взял нож и занял место Алехандро. — Не взыщите, мадам, — сказал он, обращаясь к Филомене. — Вы готовы? — Да, — прошептала она. — Да поможет мне Бог. Я готова. * * * «Слишком много крови, слишком много крови, — билось в сознании Алехандро, когда из разреза хлынула алая жидкость. — Слишком глубоко! Разрез слишком глубок, она умрет, и ребенок вместе с ней…» Однако он ошибался, разрез был выполнен превосходно; действуя быстро, но осторожно, де Шальяк разрезал пока только кожу. Хотя страх Филомены несколько притуплялся опием, было ясно — она чувствует буквально все, что с ней делают. Она храбро стискивала зубами деревянную ложку, чтобы не дергаться даже при очень сильной боли. Прекрасный острый нож в умелых руках де Шальяка слой за слоем разрезал ее кожу, и на лбу Филомены выступил обильный пот. Алехандро прижимал к постели ее руки, так сильно, что временами боялся сломать ей кости. Кэт вытирала со лба роженицы пот, расправляла пряди прилипших к мокрой коже волос. Не прекращая делать свое дело, де Шальяк бросил взгляд на Кэт. — Найдите рисунок матки. Пусть кто-нибудь держит его справа от меня, так будет лучше видно. Кэт отыскала его среди других рисунков и вручила акушерке. На мгновение де Шальяк, казалось, заколебался; потом, с глубоким вздохом, раздвинул мышцы и обнажил матку. Ее плотная, блестящая поверхность волнообразно двигалась, когда рвущийся на свет ребенок ворочался внутри. — Да направит Господь мою руку. Он прижал нож к плотной внешней поверхности матки и вскрыл ее. Все слуги в доме, даже находящиеся на кухне, в подвальном помещении, слышали крики Филомены. Наконец она испустила долгий, душераздирающий вой и смолкла. * * * Все еще находясь в состоянии шока, Алехандро взял младенца на руки. Акушерка только что обтерла его и заявила, что ребенок крепкий, здоровый. Как когда-то с Гильомом, Алехандро вынес драгоценный сверток из комнаты. Де Шальяк заканчивал удалять взрезанную матку Филомены. Внук Алехандро дожидался за дверью, с выражением ужаса на лице; он, как и все остальные, слышал крики Филомены. Алехандро опустился на колени и показал Гильому малышку. — Приветствуй свою… — Он смолк, не зная, как правильнее сказать. Эта девочка, его дочь, приходилась сестрой матери Гильома. — Свою тетю, так, по-видимому. Он откинул прикрывающую личико малышки ткань. Новорожденная приоткрыла губы, как бы собираясь заговорить, но издала лишь слабый, мяукающий звук и снова закрыла рот. Гильом улыбнулся и осторожно коснулся детской щечки. — Какая мягкая. — Да. — Алехандро припомнил свои ощущения, когда держал на руках Гильома, которому от роду было всего несколько мгновений. — В точности как ты. «И в точности как ее мать». Он поднялся, оставил мальчика одного и отнес малышку в комнату Кэт, а потом поднялся к себе в комнату и в одиночестве разразился горькими слезами. Глава 34 Дорога до горного лагеря заняла у них вдвое меньше времени, чем у Джейни на Конфетке. |
